-  Ты мужчина, тебе и решать, - легко согласилась Наталья Георгиевна и сладко потянулась с неотразимой женской грацией, показывая себя всю в самом выигрышном ракурсе.

    Я тут же спрыгнул в нашу сенную яму и притянул к ней руки:

    -  Иди ко мне…

    …Если бы не нужда уходить и прятаться, то из этого сеновала меня не выгнала бы никакая сила. Теперь поцелуи Морозову не пугали, а были даже желанны. Наталья вытягивалась всем телом и устало прикрывала глаза, когда я был слишком настойчив и нескромен. Мои ласкающие руки нежили ее светящееся тело и были везде желанны. Все было совершенно потрясающе. Солнышко сияло, птички пели, и прекрасная женщина дарила мне всю свою ранее невостребованную сексуальность.

    -  Искололась вся, - пожаловалась Наташа, когда мы, наконец, оставили друг друга в покое и лежали рядышком, держась за руки.

    -  Собираться надо, скоро полдень, - грустно сказал я. - А я бердыш и саблю вчера утопил.

    -  Я думала, сама утону. Я ведь плавать совсем не умею. Как упала в воду, чую, будто меня какая-то сила вглубь тянет.

    -  Тебя в Семеновском-то признают? - невежливо перебил я Наташу. - И вспомни, кто из родственников мужа может претендовать на ваше наследство.

    -  Не знаю, родни у нас мало, - задумавшись ответила Наталья Георгиевна. - Царь Иван Васильевич тестя и детей его лютой смертью казнил, один мой Иван Михалыч по малолетству в живых остался. Вся вотчина ему-то и отошла, а коли у кого ближнего в роду нет, та вотчина отойдет государю… Может, кто из дальней родни зарится. У Морозовых родни много: и Салтыковы, и Шеины, и Брюхово-Морозовы… - Наталья Георгиевна задумалась и продолжила, как по писаному. - Коли у покойного нет жены и детей, та вотчина отдается родным братьям, их детям и внучатам, а далее внучат вотчины велят не отдавать никому; та вотчина, тот жеребей взять на государя.

    -  Ты что, грамотная? - удивленно спросил я. - Откуда так законы знаешь?

    -  Так получилось, что немного грамоту понимаю, - смутившись, сказала она.

    -  Разве девочек учат читать и писать?

    -  Упаси боже. Мой батюшка был большой книгочей и толмач, а я была его любимая дочка, вот он меня и научил. Только ты о том никому не говори, а то, не ровен час, люди узнают, позора не оберешься. Не мирское дело, а тем паче не женское, писать и читать.

    -  Что, грамоту знать запрещено?

    -  Не то, чтобы запрещено, но лучше, чтобы люди не знали. Всякие лишние разговоры пойдут… Однако ж, и собираться пора.

    Она была права, но на сеновале было так уютно и спокойно, что я невольно тянул время.

    -  Интересно, где здешние хозяева? - спросила Наталья. - Сено есть, а людей и скотины нет.

    -  Кто их знает, - ответил я, вспомнив трупный запах в избе. - Сейчас такое время, что все может статься.

    -  Смутно, смутно ныне на Руси, - согласно кивнула Морозова, - слышно, царевич Дмитрий Иоанович объявился. Говорят, в Угличе-то зарезали не его, а другого отрока. Он же чудом спасся у короля Сигизмунда и теперь требует отцовский престол.

    -  Знаю, - сказал я, - только ничего хорошего от этого Дмитрия Руси не будет. Вот отведу тебя в Семеновское, решим вопрос с вотчиной, и подамся в Москву, сам посмотрю на этого царевича.

    -  И я с тобой, - твердо произнесла женщина.

    -  Тебе в Москву нельзя, там смута большая будет, а у тебя дети малые, не ровен час, что-нибудь с тобой случится.