Вчера за всеми делами я их даже не расседлал, так что теперь не нужно было тратить драгоценное время на прилаживание сбруи. Кони за ночь отдохнули, похоже, что признали меня, и беспрекословно слушались. Наталья вынесла нашу оскудевшую суму, и я накинул ее на калмыцкого жеребца, которого выбрал для себя. Сколько я знал, эти лошади - с грубой головой, с сильно развитой нижней челюстью, прямой спиной и крепкими конечностями очень крепки, быстры и способны бежать без отдыха и корма до ста километров.

    Потом мы вместе с Натальей вывели Кузьму, который после отдыха выглядел почти молодцом, и помогли ему взобраться на невысокую спокойную кобылу. Наталья Георгиевна облюбовала себе донского жеребца с горбатой, сухой головой, длинной шеей и спиной. У него была глубокая подпруга, длинные и замечательно сухие ноги. Однако эта лошадь, несмотря на приятную шоколадную масть и белые чулки на ногах, смотрелась некрасивой. Морозову эстетический момент не остановил. Я тоже знал, что донцы очень хорошие, проворные и выносливые лошади, и удивился ее выбору и осведомленности в породах.

    Собрать оружие (не бросать же такое добро), связать и навьючить его на одну из лошадей было делом пятнадцать минут, после чего мы сразу же тронулись в путь.

    Удивительно, но о таинственном сундучке никто не обмолвился ни словом. Да и то правда, в тот момент нам было не до спрятанных сокровищ. Того и гляди, наедут если не казаки, то поисковая группа стрельцов и ничем хорошим для нас это не кончится.

    Теперь, когда я был вооружен и, что называется, «на коне», пробираться лесами резона не было. До Семеновского, по моим подсчетам, оставалось километров пятнадцать-двадцать, и на резвых, отдохнувших лошадях по дороге добраться туда можно было за полтора часа.

    Впрочем, проблемы не кончились. Кузьму скоро растрясло, он начал заваливаться в седле, и пришлось на полпути пересаживать его на киргизского иноходца, который на счастье оказался в нашем табуне.

    Глава 7

    Не знаю, только ли дуракам счастье, но до Семеновского мы добрались безо всяких неприятностей. Пришлось, правда, два раза уточнять у встречных крестьян дорогу и сделать с пяток лишних верст. Перед концом пути начался крутой спуск с небольшой возвышенности. Мы приближались к селу с запада, а не востока, где наверняка нас ждала засада. Место, выбранное для села, было необычайно красиво. Оно располагалось в излучине реки Лопасни, огибающей его с трех сторон. Кругом росли вековые еловые леса.

    Наталью Георгиевну встречные крестьяне узнавали и низко кланялись. Наконец мы добрались до господских хором. Стояли они посреди обширного, огороженного со всех сторон мощным частоколом участка; переднее крыльцо было выдвинуто на середину переднего двора, занимая место между входом и воротами. Видно было, что при постройке не соблюдалось никакого плана, никакой симметрии; по-видимому, в своеобразности частей, в их разновидности и самостоятельности заключалась, по понятиям русских зодчих, архитектурная красота.

    Для внешнего украшения была возведена кровля в четыре ската, соединявшаяся в вершине в острую верхушку пирамиды. Покрыта она была тесом (лемехом). Окна в хоромах были разной величины, но «с резьбой», что делало сооруженное из кругляка и бруса строение празднично украшенным.

    Наш приезд вызвал небывалый ажиотаж. Со всех сторон набежали холопские люди. Поднялся гвалт и вой. Дворовые буквально сняли боярыню с лошади и на руках понесли в дом. На нас с Кузьмой пока никто не обращал внимания. Я помог говядарю спуститься с иноходца, и мы отправились вслед за ликующей толпой.

    Пока до нас никому не было дела, я оглядывал здешние интерьеры. В больших сенях стенные и потолочные брусья были тщательно, до матовой поверхности выскоблены, как будто отшлифованы.