Наталья Георгиевна скрылась вместе со своей челядью где-то в недрах, а мы с Кузьмой, в ожидании, когда о нас позаботятся, присели на резные сундуки-лавки. Дух в хоромах был сухой и легкий, и я впервые за последнее время по-настоящему расслабился. Кузьма откинулся спиной на стену и сидел с закрытыми глазами. Путешествие далось ему нелегко, и он пытался собраться с силами.

    -  Как ты себя чувствуешь? - спросил я.

    -  Лучше, чем если бы умер, - отшутился он.

    -  Если шутишь, значит не все потеряно, - машинально произнес я, услышав подозрительный звук.

    В этот момент из глубины дома послышался общий вопль. Я подумал, что это Наталья Георгиевна сказала домашним о гибели боярина. Крики не прекращались, и говядарь тревожно повел головой.

    -  У Морозовой ногайцы убили мужа, - объяснил я.

    -  А я думал, она твоя жена, - удивленно сказал Кузьма.

    -  Нет, мы недавно познакомились.

    -  Да… - протянул он и внимательно посмотрел на меня. - А я подумал…

    Что он подумал, я узнать не успел, по горнице, истошно вопя, бестолково забегали дворовые. Может быть, боярин Иван Михайлович Морозов действительно был так популярен у слуг, а может, они таким громким способом демонстрировали вдове свою преданность. Кутерьма продолжалась довольно долго, и на нас по-прежнему никто не обращал внимания. Мне это, в конце концов, надоело. Ждать, когда при таком ажиотаже о нас вспомнят, было бессмысленно.

    -  А ну-ка, стой! - крикнул я, силой останавливая одного из самых ретивых плакальщиков. - Отведи нас в светлицу.

    -  Горе-то какое, - закричал он, глядя на меня начальными глазами. - Что же нам, сиротам, теперь делать? Потеряли мы кормильца нашего и благодетеля!

    Артист из слуги был плохой, и кричал он фальшиво.

    -  Веди нас в горницу или в сенник! - решительно приказал я.

    -  Пошли, государь-батюшка, - прекратив кривляться, согласился слуга. - Это ты спас нашу государыню-матушку и ее деток малых?

    Я не стал с ним объясняться, помог встать Кузьме, и мы отправились вслед за преданным холопом. Дом у Морозовых, как я уже говорил, для своего времени был большой и богатый. Западная изысканная (растленная) роскошь еще не дошла до Московии и, говоря объективно, хоромы были довольно скромно обставлены ларями, сундуками и прочей утилитарной рухлядью. Окна были малы, остеклены большей частью слюдой, тускло пропускавшей свет.

    В светелке на втором этаже, куда нас привел слуга, обстановку составляли лавки, стол и пара скамей. Как говорится, ничего личного.

    Я тотчас уложил Кузьму на одну из лавок и, пока нас никто не тревожил, велел ему раздеться по пояс. Он снял с себя верхнее платье, и я занялся его осмотром и лечением. Говядарь вполне сносно выдержал путешествие, температуры у него не было, да и рана начала затягиваться.

    -  Через пару дней встанешь на ноги, - пообещал я, кончив свои «шаманские» пассы.

    -  Где ты, батюшка, так научился лекарствовать, - спросил меня пациент, надевая рубаху и камзол.

    -  От бога талант даден, - всеобъемлюще ответил я.