|
Полетели клочья, раздался визг. Тверд криво ухмыльнулся, сунув нож в деревянные ножны, даже не стерев кровь. Когда вступили на улицу, из домов первыми высыпали женщины. Мужики держались спокойнее, но кое-кто держал в руке топор. Дома тянулись, сменялись пристройками, сараями, кузнями. Олег видел, что их ведут к массивному дому. Бревна в стенах высохли и почернели, в окнах блестели тонкие железные прутья. Крыша была не соломенная, не гонтовая - из бревен в два наката. На толстой двери торчали массивные петли из железа, в них было заложено полено размером с доброе бревно. Тверд объяснил зычно с той же насмешкой в голосе: - Пойманных медведей держим. До праздника, потом под топоры... - Долго нам здесь? - спросил Олег. - Вождь со старейшинами пируют в соседней веси. Вернутся, решат. Олег покосился на Гульчу - она не поняла зловещего оттенка в словах Тверда и двойного смысла слова "решат". Парни увели коней, Тверд грубо дернул ножи с пояса Олега, отобрал кинжал Гульчи, и двери за ним захлопнулись. Оба остались в огромной комнате, свет проникал из двух забранных железными прутьями окон. Стены были бревенчатые, между щелей свисали лохмы почерневшего мха. - Нам повезло, - сказал Олег с кривой усмешкой. - Зимой было бы зябко. Печи нет. Впрочем, зачем медведям? Гульча побегала по комнате, ощупывая стены, повернулась. Лицо ее было белое от страха: - Мы пленники? Олег прислушался. По ту сторону двери все еще пыхтели, вкладывая засов в чересчур узкие петли. Затем шаги удалились. - Мы чужаки, - объяснил Олег мирно. - Не бойся! Сейчас еще ничего. Будет намного хуже. Успокоив таким образом, он снял мокрую одежду, развесил на колышках, торчащих в стене. Гульча с глазами, полными слез, забилась в угол. Олег подпрыгнул, ухватился за край окна, долго висел на согнутых руках, что-то обозревал через решетку. Гульча наконец повернула голову, смотрела, поражаясь, сколько же провисит, - не паук, человеку столько не дано. Пещерник долго не двигался, лишь однажды почесал босыми пятками одна другую - сапоги сохли в углу. Вдруг сказал довольно: - Еду несут... Ого, здесь живут терпимо. Еще как терпимо! Он спрыгнул, уселся рядом с Гульчей. Засов заскрипел, дверь распахнулась. Сперва блеснули острия рогатин с широкими наконечниками, затем через порог шагнул молодой парнишка. Толкаясь в дверях, ввалились еще двое отроков - тащили стол, две лавки, корзинки с едой. Двери загородили трое мужиков, поперек себя шире, угрожающе сжимали в руках дротики и топоры. Отроки, блестя глазами и посапывая, выкладывали на стол жареных птиц, каравай хлеба, заднюю часть кабана, лепешки с лесными ягодами, два глиняных глечика - даже Гульча ощутила сильный запах старого меда. Один отрок, засмотревшись на Гульчу с ее дикой красотой, едва не уронил медовые соты - подхватил другой. От двери раздался рык, отрок спешно выгрузил вареную рыбу в широких листьях, убежал, не смея поднять глаз. Дверь с грохотом захлопнулась, снова загремел засов, послышались пыхтение, ругань. Олег довольно потер ладони: - Неплохо живут. Что за народ, интересно? Гульча, воспрянув духом - если так кормят, то не убьют сразу, - сказала язвительно: - Ты, конечно, есть не станешь? Пещерники ведь одними акридами... - Медом и акридами, - поправил Олег. - Вот-вот! Олег с хрустом отломил кабанью ногу, с наслаждением вдохнул запах жареного мяса, сдобренного ароматными травами, буркнул: - Мало ли чего ты слышала. |
