|
Эти сны были ужасны! Я не произнес ни слова. Мне ни в коем случае не хотелось давить на нее. — Мне часто снилось, что я — рабыня, что меня держат в отрепьях или даже обнаженной, что на мою шею надет железный ошейник, будто я заклеймена и меня подвергают наказанию, будто я должна служить мужчине. — Понимаю, — выговорил я. Мои руки вцепились в стол, на миг все поплыло перед глазами. Я смотрел на маленькую красавицу. Я никогда не предполагал, что способен почувствовать такое вожделение, такое пугающее, удивительное, сумасшедшее желание. Я не осмеливался даже пошевелиться. — Я пошла к психиатру, — продолжала мисс Хендерсон. — Но он был мужчиной. Психиатр сказал мне, что подобные мысли абсолютно нормальны и естественны. — Понимаю, — повторил я. — Тогда я нашла психолога-женщину. — И что было? — Было странно. Когда я заговорила с ней об этом, она вдруг рассердилась и назвала меня похотливой и сладострастной маленькой сукой. — Не слишком профессионально с ее стороны, — улыбнулся я. — Впрочем, — продолжила девушка, — она тотчас извинилась и снова стала сама собой. — Вы продолжали посещать ее? — Несколько раз, но после этого все уже было не то. В конце концов я прекратила визиты. — Видно, вы задели ее за живое, — заметил я. — Или, может быть, то, что вы сообщили ей, не вполне совпадало с ее теориями. Есть множество других психиатров и психологов, как мужчин, так и женщин. Беверли кивнула. — В этой области существует большое разнообразие мнений, особенно в психологии. Если вы хорошенько поищете, то, без сомнения, найдете специалиста, который скажет вам то, что вы хотите услышать, что бы это ни было. — Я хочу услышать правду, — решительно произнесла мисс Хендерсон, — какой бы она ни была. — Возможно, меньше всего вы хотели бы услышать именно правду. — Что? — воскликнула она. — Да-да. Предположим, истина заключается в том, что в глубине сердца вы — рабыня. — Нет! — вскрикнула Беверли. И, смутившись, понизила голос: — Нет! Помолчав, она добавила: — Вы отвратительны, просто отвратительны. — Вы не в состоянии признать даже возможность такого? — Конечно нет! — Потому что это неприемлемо в вашем окружении? — Да! Кроме всего, это не может быть правдой. Это не должно быть правдой! Я не могу даже осмелиться думать, что это могло бы оказаться правдой! — Но вы очень красивы и очень женственны, — сказал я. — Я вообще не верю в женственность, — ответила Беверли. — Вы сообщили об этом гормонам, которых так много в вашем прелестном маленьком теле? — Я знаю, что женственна, — вдруг призналась мисс Хендерсон. — Я не могу ничего с собой поделать. Вы должны верить мне. Я знаю, что это неправильно и достойно презрения, но я ничего не могу изменить в себе! Мне так стыдно! Я хочу быть настоящей женщиной, но слишком слаба, слишком женственна для этого. — Разве быть собой — неправильно? — И еще, — продолжала Беверли, — я напугана. |
