Изменить размер шрифта - +
Лежа на диване в гостиной Рубаняка, Ира в который раз повторяла:

— Дура, ну, какая же я дура.

Делать харакири Ирина, конечно, не собиралась, но рациональную суть этого радикального мероприятия признавала сейчас как никогда. На душе скребли не кошки, а тигры. Хотелось плакать, выть, кричать, хотелось даже убить Рубаняка. Приходилось же тихо лежать и надеяться, что Сева проспит еще хотя бы пару часов и за это время она сможет подготовиться к предстоящему разговору.

Увы, поблажек не судилось. Дверь соседней комнаты открылась, на пороге возник господин директор. В семейных мятых трусах, с не менее мятой физиономией, не повернув головы в ее сторону, он потрусил легкой рысью в уборную. Присутствие в комнате постороннего человека — посторонней женщины — осталось незамеченным. Вчерашние возлияния помутили светлый разум руководства. Но возбудили мочевой пузырь. Плохо прикрытая дверь туалета не скрыла веселое журчание, разбиваемой о фаянс унитаза струи. С урологией у Рубаняка был полный порядок. Ира в этом убедилась на слух.

Процесс облегчения завершился. Босые ступни застучали по паркету. Рубаняк направился в спальню. Но не дошел. Боковым зрением, ухватив непонятные изменения в гостиной, он резко затормозил и с тупым удивлением уставился на Иру.

— Вы? Что вы здесь делаете? — хриплым с перепоя голос дрогнул.

«Дурью маюсь», — сказать правду Ира не решилась.

— А-ааа… — Видимо проблески воспоминаний проникли во тьму бессмыслия. Сева побледнел, как смерть и повторил: — А-ааа…

Второй раз блеяние прозвучало совсем в иной тональности. Недоумение прелюдии сменилось тяжелым минором коды, перетекшим, в свою очередь, в полный трагизма, финал. Однако ситуация того стоила. Он в трусах посреди квартиры, на диване, укрытая курткой, начальница отдела рекламы делает вид, что не замечает своего почти голого руководителя.

Рубаняк, как боевой конь, нервно переступил с ноги на ногу, в два шага преодолел расстояние до двери и скрылся в спальне. Появился Сева спустя минут десять, в костюме и галстуке.

Трагедия превращалась в фарс. Ира тоже была одета в костюм. Правда, мятый и с огромным жирным пятном на юбке. К сожалению, дамские костюмы мало приспособлены к тому, чтобы в них спали и поливали жирным соусом.

— Почему, вы не ушли? — Разбор полетов начался с главного.

Ира хотела возмутиться, но как женщина умная и опытная, вовремя сообразила: Рубаняк не помнит, что вытворял вчера вечером.

— Всеволод Петрович, — она старалась говорить, как можно более мягким тоном, — вы заперли входную дверь, а ключ выбросили в окно.

— Да?

Если бы затяжная пауза смогла воскресить полную картину возвращения Севы домой, он бы сгорел со стыда. Водитель такси занес почти бесчувственное тело директора на плечах и сбросил на диван, на котором сейчас лежала Ира. Уйди она тогда вместе с таксистом, жуткой ночи не было бы. Но едва голова Севы коснулась потертого сукна, он заплакал, горько, со всхлипом, как маленький несчастный ребенок. Потом жалобно попросил воды. Таксист, полагая, что дама сама разберется с пьяным партнером, удалился, не забыв выпросить надбавку к договоренным ста баксам.

— Супруг-то ваш, тяжелый. Пьяные они всегда весят много. Надо бы добавить, вдруг завтра спина заболит… — Ира выгребла из кошелька оставшиеся деньги, закрыла за мужчиной входную дверь, принесла Рубаняку воды и даже, о непомерное благородство, помогла напиться. Животворная влага и родные стены сотворили чудо. Директор немного пришел в себя.

Лучше бы он этого не делал.

— Что, стерва, — неожиданно произнес и хитро, почти осмысленно улыбнулся, — не по зубам тебе Сева Рубаняк?

Не желая ввязываться в перепалку, Ирина, с тяжким вздохом направилась в прихожую.

Быстрый переход