— Да, вернулся. И хочу сказать вам большое спасибо. — Он не посмел открыть тайну, что хочет ее видеть. — Вы правильно оценили ситуацию и очень помогли мне.

— У меня есть еще кое-что, — ответила она обрадованно. — И хочу прямо сейчас прийти к вам.

Она тоже хочет его видеть? Или что-то очень важное? Надо ли перед военным советом? Эти мысли молнией пронеслись у него в голове.

— А это вас не затруднит? Время позднее, — он замялся. — Или, может, мне подойти?

— Я темноты не боюсь. Ко всему, я в боевой готовности, сейчас же выхожу. — И пояснила: — Это очень важно.

У него в квартире было не убрано: с того рокового дня он ни разу не прикоснулся тряпкой к мебели, и на столах, на диване виднелся слой пыли. Он намочил тряпку и стал протирать вещи.

В дверь позвонили, когда он не закончил еще приборку. Бросил тряпку, вытер руки и пошел открывать.

На ней была голубая спортивная куртка с капюшоном, на ногах — высокие светло-коричневые сапожки, отчего она казалась выше ростом, и он подумал о Батурове: Андрей ниже на целую голову и, наверное, очень страдал…

Веденин помог раздеться Вите, провел ее в зал.

— Простите, что беспокою в столь поздний час, — еще раз извинилась она. — Но я слышала, что вас завтра куда-то вызывают, и боялась утром опоздать. Значит, мои предположения подтвердились? Что же вам удалось выяснить, если, разумеется, это не секрет?

— Секрет пока для Измайлова и его соучастников. Есть предположение, что Арефьев погиб из-за удушья: ему в бронхи попала вода, нужно было разрезать скафандр, сделать искусственное дыхание, а Измайлов не решился… Но это надо еще доказать.

— Если бы раздобыть снимок позвонка Арефьева, сделанный ранее, — вздохнула Вита. — Я была у жены Арефьева, она сказала, что где-то должен быть — ведь Игорь не раз проходил медицинскую комиссию, лежал в госпитале… По этому поводу я сегодня еще раз ходила к Гусарову, моя идея его очень заинтересовала, и он пообещал раздобыть снимок.

— Как он настроен?

— По-моему, оптимистично, и кажется, он симпатизирует вам.

— Сомневаюсь. Он почему-то уступил бразды правления своему заместителю.

— Наверное, тому были причины. Во всяком случае, к вам он настроен благожелательно, и, надеюсь, в моей книге он будет положительным героем.

Веденин совсем забыл о ее книге. Ломал себе голову, почему она проявляет к нему такое участие, и откровение огорчило его.

— Напишите лучше о Батурове или об Арефьеве, они более достойны, — сказал он.

— О них — само собой. О Батурове я уже писала, небольшие заметки в газете, в журналах. Кстати, он звонил сегодня, передавал вам привет.

— Спасибо. Он знает, что произошло?

— Нет. И я не стала его посвящать, иначе он прилетел бы.

— Вы не скучаете по нему?

Она пытливо взглянула ему в глаза, желая, видимо, понять, осуждает он ее выбор или одобряет. Ответила уклончиво:

— Испытательный срок только начался. А у меня столько дел. Будущая книга требует полной отдачи сил, опыта у меня — кот наплакал, а хочется написать интересно, правдиво. Надеюсь, вы не откажетесь консультировать?

— Если с вашей помощью докажу, что не убийца.

— Тогда все в порядке. — Она взглянула на часы. — Спасибо за столь поздний, но теплый прием. Засиделись мы, а вам надо хорошо отдохнуть, собраться с мыслями. Представляю, какой у вас завтра трудный день. — Она встала.