У нее были очень красивые глаза, и в другое время они, должно быть, искрились лаской и весельем.
- Нет, не думаю... Вы знаете, Эмиль был сдержан, и тем, кто не знал его близко, он, верно, представлялся человеком замкнутым...
Две слезинки блеснули у нее на ресницах.
- По натуре он был очень добрый, очень чуткий...
Она повернулась к матери, которая слушала разговор, скрестив руки на животе, сказала ей несколько слов по-итальянски, и та в знак согласия закивала головой.
- Я знаю, что думают о владельцах ночных заведений... Их представляют себе своего рода гангстерами, да и правда, среди них есть такие...
Она утерла глаза и взглянула на брата, как бы спрашивая у него разрешения продолжить.
- А он скорее был робкий... Но только, пожалуй, не в делах. Его окружало столько женщин, с которыми он мог бы делать все, что ему заблагорассудится, но он не в пример большинству своих коллег считал их служащими и, даже если оставался с кем-нибудь из них наедине, вел себя уважительно... Я это прекрасно знаю, ведь прежде чем стать его женой, я тоже служила у него. Верите ли, нет, но он несколько недель обхаживал меня, словно юноша... Пока шло представление, он иногда разговаривал со мной, расспрашивал, где я родилась, где жила моя семья, в Париже ли живет моя мать, есть ли у меня братья и сестры... И только... Но ни разу за все время не коснулся меня... Даже ни разу не предложил проводить...
Антонио согласно кивал головой, всем своим видом показывая, что он никогда не допустил бы иного отношения.
- Конечно, - продолжала Марина, - он знал, что такое итальянки, ведь в "Лотосе" среди персонала всегда можно было найти двух или трех моих соотечественниц... Однажды вечером он спросил меня, нельзя ли ему встретиться с моим братом...
- Он был порядочный человек... - подтвердил Антонио.
Мать, по всей вероятности, все же понимала по-французски и время от времени открывала рот, чтобы вступить в разговор, но, не найдя нужных слов, продолжала молчать.
Вошла молодая девушка, одетая во все черное, уже причесанная и подкрашенная. Это была Ада. С виду лет двадцати двух, не старше, она, судя по всему, была вылитой копией своей сестры, когда та пребывала в ее возрасте. Ада с любопытством оглядела пришедших и сказала Марине:
- Наконец-то она уснула... - Потом обратилась к Мегрэ и Люка:
- Не угодно ли вам присесть?
- Насколько я знаю, мадемуазель, вы служили секретарем у вашего зятя?
У нее тоже чувствовался акцент, но едва заметный, как раз такой, чтобы придавать ей еще больше очарования...
- Это слишком громко сказано... Эмиль сам вел все свои дела... Они не требовали много писанины...
- У него был кабинет?
- Да, это называли кабинетом... Крохотная комнатка на антресолях над "Лотосом"...
- В котором часу он приходил туда?
- Обычно он спал до полудня и завтракал вместе с нами... К трем мы вместе отправлялись на улицу Пигаль...
Мегрэ переводил взгляд с одной сестры на другую, стараясь угадать, не возникало ли у Марины хоть немного чувства ревности к младшей сестре. Но во взгляде молодой женщины он не нашел и намека на это...
Насколько он мог судить, еще три дня назад Марина была женщиной вполне довольной своей судьбой, довольной тем, что она весьма беззаботно живет вместе с матерью и детьми в квартире на улице Виктор-Массе, и, наверно, если бы ее муж не умер, у нее было бы еще много детей. |