Частые остановки по каждому такому поводу (чтобы не быть замеченными противником и не ввязываться с ним в бой), обходы, объезды очень переутомили всех бойцов и командиров.

     На четвертые сутки прорыва это был уже довольно глубокий вражеский тыл многотысячных разгромленных, деморализованных, но еще не уничтоженных румынской и немецкой армий.

     Полк прошел более половины маршрута, и, казалось, цель была уже совсем близка. Но как ни маневрировал своим полком Миронов, как ни избегал он стычек с противником, стараясь как можно быстрее достичь Суровикино, все же обойтись без столкновения с немцами ему не удалось.

     Первый батальон только вышел на дорогу, как на него обрушился огонь вражеской артиллерии. Батальон вынужден был развернуться. Бойцы разбежались по оврагам, залегли в кювете. Противник оценил выгодный момент и, воспользовавшись временным замешательством, поднял в атаку пехоту и автоматчиков. Немцы шли в полный рост, прижимая к земле нашу пехоту шквальным огнем автоматов. Из села показались три танка. Это уже было опасно. Степь — и никаких укрытий. Миронов тут же приказал выдвинуть дивизион на прямую наводку. Когда немецкая пехота подошла на триста метров, над головами наших войск зашуршали первые снаряды. Атака немцев была отражена. На заснеженных степных просторах, будто кочки на болоте, валялись трупы. У дороги дымились два горящих танка.

     Миронов доложил о бое у хутора Попова комдиву. Фруктов, узнав об этом, не преминул упрекнуть Миронова. А в конце разговора сказал: «А мы на вас надеялись. Как же так вышло? Виновного надо отдавать под суд». А сам торжествовал. Теперь ему Суровикино не взять, раз спугнул противника.

     Но Фруктов жестоко ошибся. Той же ночью подвижный отряд полка Миронова с ходу ворвался на станцию Суровикино. Об этом и сообщил в своем донесении Миронов в штаб дивизия. Из штаба дивизии — в штаб армии, из армии — во фронт, из фронта — в Ставку.

     Кто был повинен в преждевременной переоценке едва обозначившегося успеха? То ли случай, перепутавший данные из донесения Миронова писарь, то ли радист. Или, может, какой тщеславный штабной работник. Но мироновское донесение со словами «подвижный отряд с ходу ворвался на станцию Суровикино» в сообщении Совинформбюро прозвучало в радиопередачах по всему Советскому Союзу и миру и вскоре появилось на страницах газет совсем по-иному.

     «В течение 24 ноября наши войска под Сталинградом продолжали развивать наступление. На северо-западном участке фронта наши войска продвинулись на 40 километров и заняли город и станцию Суровикино».

     Сам Миронов, совершенно не ведая об этом, что его маленькое, обычное очередное донесение (а сколько он их отправил за время командования на фронте — попробуй сосчитай, донесение, будто снежок, каким играет детвора, прокатившись сотни, тысячи верст, превратилось в огромнейший снежный ком — событие всесоюзного и даже мирового значения. А для него лично и первой инстанции его начальников оно было всего лишь снежком, рассыпавшимся внезапно, в ту же ночь.

     Война на каждом шагу преподносила воюющим самые неожиданные и подчас коварные загадки. Одной из них была и эта «загадка», которую попытался, но не решил в ту ночь Миронов со своим полком.

     Как только подвижный отряд полка ворвался на станцию Суровикино, Миронов приказал батальонам занять исходное положение для наступления. После короткого налета артиллерийского дивизиона он поднял полк в атаку. Вначале все шло хорошо. Немцы вели редкий огонь, и слышно было, как усиливал огонь наш подвижный отряд.