Немецкое командование убедилось, что ударами в лоб им не овладеть вокзалом. Они стали подтягивать пехоту и танки со стороны площади к одному из близко расположенных угловых каменных домов. Еж видел, что вот-вот снова начнется атака, а кроме пулеметов, ее отбивать нечем.

     Только разошлись группы по позициям, к Ежу, задыхаясь, прибежал связной:

     — Товарищ лейтенант, к нам пополнение пришло. Целая рота. Вот с такой радости курнуть бы малость.

     Еж сунул ему кисет.

     — Рад нищий и тому, что сшили новую суму, А была бы сума, наложить не надо ума.

     — Так там на одну закрутку. А вам?

     — Завертывай, друг, и кури, и давай бегом. Командиров ко мне.

     На сердце у Ежа стало теплее, будто кто-то снял эту давящую тяжесть, и сразу тело расслабло, и захотелось спать. Он прислонился к стене, закрыл глаза, голова закружилась, словно на карусели, и уши будто кто закупорил, и пропали всякие звуки. Весь он погрузился в теплую, ласковую воду, припал к ней губами, пил, пил, пил и никак не мог утолить жажду. «Так это же Волга. Какая она широкая, берега не видно».

     Кто-то тряс его за плечо.

     — Товарищ лейтенант, товарищ лейтенант! — Еж с трудом разжал слипшиеся веки и увидел перед собой маленького лейтенанта. Совсем еще безусый мальчишка. «Видать, из училища недавно».

     — Так сколько у тебя в роте, лейтенант? — спросил он, с трудом вставая и поправляя съехавшую на ухо пилотку.

     Тот лихо козырнул и доложил:

     — Прибыл в ваше распоряжение. Личного состава тридцать человек, товарищ комбат, один станковый и три ручных пулемета, шесть ящиков гранат, и у каждого в вещмешке по двести патронов.

     Еж будто невзначай распахнул шинель, руки за спину, расправляет складки под ремнем. Новичок лейтенант увидел у него на груди медаль «За отвагу» и орден Красной Звезды, а слева гвардейский значок.

     — О, да это не рота, а целый полк, — сказал Еж. — Мы еще повоюем, лейтенант! Будешь моим замом. Егоров у меня был. Тяжело ранило его. Величать-то тебя как?

     — Воронин. Иван Иванович.

     — А меня Еж Ефим Данилович. Вот, считай, мы с тобой и познакомились. А завтра поглядим, какой в бою будешь. Может, и подружимся.

* * *

     Пятые сутки продолжался огневой штурм. На каменное четырехэтажное здание, где оборонялись остатки батальона под командованием Ежа, обрушилось столько снарядов и мин, что казалось, от него останется только щебень, и пыль. В здании сгорело давно все, что могло гореть. Казалось, в нем нет уже ни одной живой души. Но как только немцы подымались в атаку — оно вновь оживало.

     Немцы не жалели боеприпасов и упорно, с методической последовательностью долбили дом, стараясь похоронить под его обломками непреклонных защитников.

     Лейтенант Воронин, присланный с ротой в подкрепление батальону, был убит. Из восьми младших командиров остался в живых один — старшина Печенкин. Он был дважды ранен, но идти на медицинский пункт отказался.

     Из-за угла полуразрушенного дома донесся угрожающий гул моторов, и вскоре появились приземистые коробки танков с черными крестами.

     Еж с безнадежностью поглядел в их сторону.