— Отче, бог не допустит обиды праведному делу. А о гостях ваших я уже слышал. Братия послала просить их и к нам пожаловать.

— Будем, — высокомерно ответил сухопарый Тарнавцев.

Иннокентий сверкнул глазами и вышел. На лице его светилось глубокое удовлетворение. Радость лучилась из глаз. А где-то за ней притаилась алчная злоба.

— Хима, готовься гостей встречать. Гости важные. Чтобы все было как нужно, — говорил Иннокентий, возвратясь в монастырь.

Серые монастырские стены притаились и застыли в ожидании грозной синодальной комиссии. Словно земля перед бурей прислушивалась каждой травинкой к грозному клокотанию на небе. Тихо вздыхал монастырь, надеясь на благополучный исход. Иннокентий давал генеральный бой.

20

Трапезная святого Иннокентия сверкала искрами хрустальной посуды. Роскошный зал словно замер в этом блеске, вобрал его в себя, чтобы ослепить потом внезапным снопом огня. Даже стены будто тянулись одна к другой, сходясь в резных бокалах, преломляясь в граненых бутылках. Иннокентий, как в западне, ходил вдоль и поперек кельи. Тяжкая дума морщиной легла меж бровей, раздувала ноздри. Они часто, порывисто вздрагивали и трепетали задором. Он был словно загнанный в западню зверь, который шевелит длинными усами, высматривая, за что удобнее схватиться, чтобы потрясти эту загородку, выломать прут подлиннее и стремглав выскочить туда, на волю, где нет угрожающих охотников с ружьями. И уж будто заприметил слабое место в западне, уже измерил силу своего прыжка, внезапного нападения — и снова убедился, что это обман. Убедился и… сник, смягчился, прилег и задумчиво завертел хвостом, размышляя, что же делать дальше.

— Сто чертей! Неужели конца этому не будет? Ведь вот придут, и я встану перед судом высоких господ из столицы, посланных от царя.

И снова ходил всю ночь напролет. Но от этого не становилось легче.

— Хе-хе-хе, господин чудотворец! Неужели ничего не придумаете для себя? А еще советовали тысячам молдаван! Худо ли себя чувствовали перед теми тысячами? А теперь пасуете перед тремя посланцами из Петербурга? А я-то считал, что и здесь будете столь же ловким, как среди того стада.

— Господин исправник, шутить изволите с самого утра? Это неплохо. Рад, что у вас хорошее настроение и что вы так хорошо себя чувствуете. А я вот ходил и все думал, чем бы развеселить нашего любимого господина исправника. Ей-ей, только это и в мыслях имел. Но, вижу, напрасно забочусь о вас.

— Вот люблю, господин чудотворец, когда люди не теряют присутствия духа. Слово чести, вы мне нравитесь. Клянусь, что если бы не имел достаточных оснований и прямого указания губернатора сегодня вас арестовать, даже без разрешения святейшего митрополита, я подумал бы, что на моем месте вы, монаше, а не я. Еще раз подтверждаю это благородным словом дворянина и офицера российской полиции.

Побледнел немного и снова, как зверь, прилег, притаился, готовый к прыжку. Притаился и впился огненным взором в исправника, словно душу его хотел пронзить.

— Речь ваша, господин исправник, очень переменилась. К шуткам остроты, живости прибавилось. Вы просто не стареете никак.

— За комплимент покорно благодарю, монаше. Особенно приятно то, что даже вы научились благородному языку. Очень приятно. Это, наверное, его преосвященство научил вас хорошему тону?

— Не без того. Да и от вашей милости не повредит нам позаимствовать.

— Не повредит, монаше. Но, я думаю, хватит играть нам в вежливость. Не затем я пришел, поверьте мне, чтобы перебрасываться с вами остротами. Есть дела поважнее и для вас и для меня, — сухо закончил исправник.

Загнанный зверь завертелся, завыл, предчувствуя приближение страшной опасности.

— Покорно слушаю господина исправника.