— Да-да! — воскликнула Леа.

— Пусть будет шоколадный мусс. И дайте нам бутылку вашего кагора.

— Хорошо, месье Франсуа. Попробуйте-ка это шабли, — протягивая стакан, сказал он.

— М-м-да, неплохо.

— Не так ли?

Рене налил Леа, долил стакан Франсуа и вышел.

Какое-то время они пили молча.

— Расскажите, как складывается ваша жизнь. Но прежде — что нового у мадам д'Аржила?

— У нее все обстоит очень хорошо. Родила мальчика, которого назвала в честь де Голля Шарлем.

— Меня это не удивляет. А что — ее муж?

— Два раза бежал. Во второй раз успешно. Он присоединился к генералу де Голлю в Лондоне.

Леа сказала об этом с гордостью и вызовом и сразу же об этом пожалела. Франсуа Тавернье читал по ее лицу, как по открытой книге.

Один за другим выпил он два стакана вина. Ему следовало бы с ней поговорить. Но что мог бы он ей сказать? Ее испуг и недоверие были бы для него невыносимы. Как же дать ей понять?

— Леа…

Она медленно подняла на него глаза.

— Да?

— Лоран поступил прекрасно, примкнув к генералу де Голлю. Поступок мужественный, но вам лучше бы о нем не рассказывать никому, даже мне.

— Вы хотите сказать, вам, прежде всего?

Он устало улыбнулся.

— Нет, мне вы можете говорить все. Последствий это иметь не будет. Напротив, вчера меня очень обеспокоило ваше знакомство с тем подонком, Рафаэлем Малем.

— Он давний приятель. Почему вы называете его подонком? В конце концов, он бывает у тех же людей, что и вы.

— Попали! Тут вы правы. Но только в этом. Есть много оснований считать его мерзавцем. Одно из них — за деньги он без колебаний выдает своих друзей гестапо.

— Я вам не верю.

— Если снова увидитесь с ним, — а я вам решительно этого не советую делать, — спросите у него сами. При его мазохистской извращенности он вполне способен все вам рассказать, а поскольку любит точность, то и с подробностями.

— Невозможно! Это было бы слишком гнусно.

— С ним возможно все. Разве не взял он еврейского ребенка…

— Видите, он не так уж и плох.

— …которого через несколько месяцев вернул в сиротский приют, ибо счел его бесталанным? Он разорил многих знакомых, доверивших ему свои последние средства, чтобы переправиться в свободную зону; он спекулирует золотом, валютой, героином. Дважды его арестовывала французская полиция. И дважды оказывалась, вынуждена его отпустить.

— А как вы объясните, что его принимают в обществе, что его книги издают?

— Его нигде не принимают. Разве что у людей, которых вы видели вчера вечером, где им просто пользуются. Да еще у дельцов черного рынка. Что касается его книг, то они вышли перед войной. Поверьте мне, его лучше сторониться. Он марает каждого, кто к нему приближается.

— Но в Бордо он меня предупредил, что мой дядя в о…

Леа не окончила фразы и отпила вина, чтобы скрыть замешательство.

— Мне известно, чем занят отец Адриан, но вам бы этого знать не следовало.

— Кто говорил вам о моем дяде? Что вы о нем знаете?

— Ничего. И давайте об этом разговоре забудем. Продолжайте. Что еще замечательного сделал ваш друг Рафаэль?

— В Бордо он уступил свое место на борту «Массалии» отцу Сары Мюльштейн.

— Верно, она мне рассказывала. Признаюсь, был изумлен. Сара, как и вы, к нему снисходительна. Она утверждает, что в нем не все дурно.