Фильм показался ей занудным. Когда, наконец, сеанс окончился, она сделала вид, что уронила перчатку, и, нагнувшись за ней, сунула книгу под сиденье. Встала и вышла, не оглянувшись.
На Елисейских полях Леа не могла избавиться от ощущения, что все ее разглядывают. Каждую минуту она готовилась услышать:
— Следуйте за мной, мадемуазель.
Может быть, просто померещилось, но ей вдруг показалось, что она узнала юношу из книжного магазина. С трудом удалось ей взять себя в руки и не броситься бежать.
Метро было переполнено. Леа оказалась зажата между немецким солдатом, который безуспешно старался на нее не наваливаться, и крупной сильно надушенной девушкой. На площади Согласия Леа пересела, как и та крупная девица.
Было уже 6.30, когда она толкнула дверь на Университетской. Смех Лизы — вот первое, что она услыхала, а потом и чуть более сдержанный смех Альбертины. Кто же мог так рассмешить сестер де Монплейне? Она вошла в будуар, остававшийся единственной комнатой, которую сносно обогревали с помощью заменившей центральное отопление дровяной печки. Сидя на скамеечке, Франсуа Тавернье потирал протянутые к огню руки. При появлении Леа он встал.
— Моя дорогая, почему ты нам не сказала, что встретила месье Тавернье? — воскликнула Лиза.
— …и что даже обещала с ним поужинать? — прибавила Альбертина.
— Утром у меня не было времени.
— Тебе бы следовало поблагодарить месье Тавернье за чудесные цветы.
— Право, мадемуазель, это пустяки. Вы не забыли, что мы ужинаем вместе?
— Нет, нет. Извините, я пойду, переоденусь.
— Не стоит. Вы выглядите прекрасно. Место, куда мы пойдем, самое простое. Простое, но хорошее.
— Только причешусь — и я ваша.
Через четверть часа Леа вернулась. Она переоделась и успела подвести глаза.
— Месье, не привозите ее слишком поздно. По нынешним временам это опасно!
— Доброго тебе вечера, дорогая. Поешь, как следует, — донесся голос Лизы.
Ничто не говорило о том, что здесь находится ресторан. Поднявшись на третий этаж респектабельного дома по улице Сен-Жак, Франсуа позвонил условным звонком. Дверь приоткрылась, потом распахнулась.
— Месье Франсуа!
— Здравствуйте, Марсель. Как всегда в форме?
— Не могу пожаловаться. Вы пришли очень кстати. Я получил кусок говядины. Хотя, если предпочитаете перепелов или цыплят…
— Полагаюсь на вас. Уверен, что, как обычно, все будет превосходно.
— Что вы скажете о шабли на аперитив?
— Чудесно. Найдите нам тихий уголок.
Не решаясь посмотреть на Леа, тот сказал:
— Право, кроме спальни, больше поместить некуда.
— Ну что же, сойдет и спальня.
Заведение было не лишено своеобразия. В четырехкомнатной квартире супруги Андрие устроили подпольный ресторан с узким кружком завсегдатаев, которые ревниво сохраняли в тайне его адрес. Естественно, ближайшие соседи все знали, но их молчание вознаграждалось самым выгодным образом.
В семейной столовой вокруг стола рассаживались двенадцать сотрапезников. Ей придавали домашний, очень милый уют буфет в стиле Генриха II, сервировочный столик, скверные картины с изображениями сельских сцен на стенах, оклеенных поблекшими обоями в цветочек, люстра, дающая скудное освещение, скатерть в красную клетку, тяжелые тарелки из белого фаянса, большие стаканы, разрозненные ножи, вилки и ложки.
Этот добродушный провинциализм был свойствен мадам Андрие. И душевные, и кулинарные достоинства этой пышной жизнерадостной женщины раскрывались у плиты. Уроженка Сен-Сирк-Лапопи департамента Лот, она не утеряла бахвальства, свойственного жителям этого щедрого края, но главным образом сохранила отношения с многочисленными родственниками, доставлявшими ей трюфели, паштет из гусиной печенки, разную птицу, копчености в изобилии, чудесный кагор, ореховое масло, самые лучшие фрукты, самые свежие овощи и даже немного тайком выращенного табака. |