Ей нравились исходившая от него сила и то ясный, то мрачный, то нежный, то суровый, то снисходительный, то презрительный взгляд; она вглядывалась в выразительно очерченное лицо, в такой прекрасный — и опытный в любви — рот. Вспомнив о вчерашнем вечере, она вздрогнула. «Хочу его», — подумалось ей.
— А что если нам заняться любовью?
Франсуа улыбнулся. По правде говоря, он ждал такого предложения, но из осторожности предпочел не откровенничать с Леа на эту тему. В ходе своей любовной карьеры он встречал мало женщин, столь естественных в страсти. Она любила порывисто, с радостно языческим духом, определенно унаследованным не от матери или дам общества Сакрс-Кер в Бордо. Более того, никогда не обнаруживала она ни малейшего опасения забеременеть. Что это было? Невежество или легкомыслие?
За ширмой постель утопала во мраке. Аккуратно уложив Леа, он расцеловал ей веки, губы, шею. Она вяло не противилась. И вдруг обняла его, впившись зубами в его губы.
— Сделайте мне больно. Возьмите меня, как тогда, в Монморийоне.
С какой же радостью брал он свою покорную жертву!
Франсуа попросил собрать корзину лучших продуктов из запасов семейства Андрие и отдал Леа для тетушек.
— Передайте им от меня.
— Спасибо.
— Когда я вас снова увижу?
— Не знаю. Через два дня я уезжаю.
— Уже!
Ее тронуло то, как он это произнес. И ответила она с чем-то большим, чем просто с нежностью:
— Состояние моего отца после кончины мамы не позволяет мне оставлять его одного слишком надолго.
— Понимаю. Если увидите вашего дядю отца Адриана, передайте ему, что я его помню.
В ее памяти всплыли слова доминиканца: «Если у тебя возникнут серьезные проблемы, позвони или как-то иначе извести Франсуа Тавернье». Но чем же мог быть полезен человек, вроде бы находившийся в наилучших отношениях с немцами?..
— Не забуду. Тем более он мне рекомендовал в случае нужды обратиться к вам.
Улыбка разгладила его черты.
— Он прав. Скажите ему, что ничего не изменилось.
— Всего хорошего. Передам. Спасибо за чудесный ужин и за это. — Она показала на корзину. — Особенно обрадуется тетя Лиза.
Весь следующий день Леа провела в постели, в своей комнате. У нее разболелась печень.
Через день, все еще бледная и едва стоявшая на ногах, она отправилась в музей Гревена. Всс прошло, как и предсказывал Адриан. Когда же она вернулась на Университетскую, там ее ждала Сара Мюльштейн.
— Франсуа Тавернье рассказал, что вы проездом в Париже. Мне захотелось вас повидать, — обнимая ее, сказала Сара.
Как же она изменилась! По-прежнему красивая, пожалуй, даже еще более похорошевшая, она выглядела, как после тяжелой душевной драмы, полностью изменившей выражение ес лица, ее взгляд. У Леа возникло странное впечатление, будто в Сару вселилось некое другое существо. Словно в подтверждение та сказала ей:
— В последнее время я так изменилась, что сама себя больше не узнаю.
— Франсуа сказал мне, что ваш отец…
— Да. Не будем об этом, ладно?
— А ваш муж?
— Ради него самого надеюсь, что сейчас он уже мертв.
Во рту Леа появился привкус горечи.
— После пыток его отправили в концлагерь. Не знаю, в какой.
Сара надолго умолкла.
— Франсуа сообщил мне, что вы дружите с Рафаэлем Малем, — после паузы сцова заговорила она. — И я тоже, несмотря на все, что знаю о нем. Тем не менее, будьте осторожны. Он из тех, кто причиняет зло даже тем, кого любит.
— Вы же продолжаете с ним встречаться. |