От боли она опустила голову. По ее щеке сбежала слеза. И Клод снова обманулся:

— Леа, ты плачешь?.. Из-за меня?.. Так ты меня любишь?

Ей все же удалось не проявить своего скверного настроения. Как мог он подумать, что она заинтересуется столь бесцветным, столь похожим на его собственную сестру существом? Отомстить! Наказать Лорана за его трусость, Камиллу за ее любовь, а Клода за глупость!

Она подняла голову, строго глядя на потерявшего голову юношу.

— Конечно, я тебя люблю.

— Значит, ты хотела бы выйти за меня замуж?

— Естественно.

— Когда?

— При твоей первой же увольнительной.

— Давай выйдем.

С властностью, отнюдь не присущей его характеру, Клод схватил Леа за руку и увлек из гостиной в сад. За купой гортензий он привлек ее к себе и поцеловал. Девушка чуть было его не оттолкнула, но одумалась, решив, что через это надо пройти. Боже, как он был неуклюж! Вспомнив о поцелуе Лорана, грубо стертом поцелуем Франсуа Тавернье, она содрогнулась всем телом. Брат Камиллы опять-таки обманулся.

— Ты меня любишь?

Леа едва не расхохоталась.

— Так ты бы согласилась?

— С чем?

— Чтобы я попросил твоей руки у твоего отца?

Леа почувствовала, что все ее будущее зависит от этого ответа. Умно ли выходить замуж за бедного юношу только для того, чтобы наказать Лорана? Не пострадает ли первой она сама?

За кустами мелькнул силуэт Франсуа.

— Да, любимый, — сказала Леа, обнимая Клода.

Как только они вернулись в дом, Клод д'Аржила попросил Пьера Дельмаса о личной встрече. Когда после короткой беседы они вышли, лицо Пьера Дельмаса было мрачным.

Под серым облачным небом на дорожках парка постепенно высыхали лужи. Воздух был тяжел. У конюшен гудели тучи мух. Леа толкнула дверь амбара, сколоченного из посеревших от времени досок. Как в дни детства, забралась она по лестнице на стог сена и утонула в его пахучей и колючей массе.

Она задумалась над тем, что сейчас произошло. Лоран и Камилла уехали, а она сразу же убежала, чтобы укрыться от недоумевающего взгляда страдавшего отца. При одном воспоминании об этом во рту появился неприятный привкус. Она была не в силах разговаривать с ним. Закрыв глаза, она хотела забыться сном.

Совсем ребенком, когда ее ругала мать или же надоедали все и она сама себе, Леа часто прибегала к этой форме укрытия. И каждый раз сон ее не подводил. Но сегодня он не приходил. Чувствуя себя чуть ли не преданной, Леа без конца крутилась в сене.

Чье-то тело прижалось к ней.

— Матиас, что на тебя нашло?

Друг детства обнял ее и, осыпая поцелуями, бормотал:

— Дрянь… жалкая дрянь…

— Остановись… Отпусти меня… Ты делаешь мне больно!

— Ты ничего подобного не говорила Клоду д’Аржила, когда он тебя целовал.

Отталкивая его, Леа рассмеялась:

— Ах вот как!

— Что это за «вот как!» Может, тебе этого недостаточно?

— Не понимаю, какое тебе до этого дело? Целую того, кого захочу.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что этот щенок тебе нравится?

— Ну и что? Не понимаю, какие у тебя-то могут быть возражения?

Матиас сердито посмотрел на подругу, но постепенно его взгляд смягчился.

— Ты же знаешь, как я тебя люблю.

С такой нежностью выговорил он эти слова, что Леа почувствовала волнующее удовольствие. Она погладила юношу по густым волосам и сказала с большим чувством, чем сама хотела:

— И я тебя, Матиас.

Они оказались в объятиях друг друга.

В ласках горе Леа находило облегчение.