В поцелуях она постепенно забывала и о Лоране, и о Клоде, и о своих муках. Несомненно, она бы отдалась вся целиком, если бы вдруг не послышался голос отца. Вырвавшись из объятий Матиаса, она спрыгнула на утоптанную землю амбара.
Множество раз Леа с ловкостью кошки спрыгивала со стога. Но сейчас подвернула щиколотку. Леа вскрикнула. Тотчас же рядом оказался Матиас.
— Моя нога!
Отец услышал ее восклицание. В дверном проеме показалась его высокая фигура. Увидев лежавшую на земле дочь, он бросился к ней и оттолкнул юношу.
— Что с тобой?
— Пустяки, папа. Я вывихнула ногу.
— Покажи-ка.
Пьер Дельмас дотронулся до ноги, и Леа вскрикнула. Щиколотка стала вдвое толще. Отец осторожно приподнял дочь.
— Матиас, попроси Руфь вызвать врача.
Вскоре обложенная подушками Леа оказалась на диване в гостиной. Прибыл доктор Бланшар. Ощупав и перевязав больную ногу, он успокоил родителей:
— Великолепное растяжение. Ничего серьезного. Неделя полного отдыха, а потом она снова сможет бегать и скакать.
— Неделя в постели? Я не выдержу, доктор.
— Не беспокойтесь. Быстро привыкните.
— Сразу видно, что беда не с вами, — буркнула Леа.
Чтобы ухаживать за Леа было легче, Изабелла распорядилась уложить ее на первом этаже, на диване в кабинете отца. Такое решение заставило Леа улыбнуться. Она любила эту комнату с ее заставленными книжными шкафами стенами, с выходившей на самую красивую часть парка застекленной дверью. Оттуда можно было видеть виноградники и рощи.
В конце дня пришли попрощаться братья Лефевры. Она была с ними так нежна, так мягка, так кокетлива, что каждый из них ушел убежденным в том, что именно он избранник ее сердца.
— Тебе недостаточно бегать за Лораном, компрометировать себя с Франсуа Тавернье, флиртовать с Клодом и Матиасом, ты еще должна вскружить головы этим простофилям Лефеврам, — сказала присутствовавшая при этой сцене Франсуаза. — Ты просто…
— Дети, хватит ссориться! Франсуаза, твоей сестре плохо, она нуждается в отдыхе. Оставь же ее в покос, — строго сказала вошедшая в комнату мать.
Она присела рядом с Леа.
— Тебе еще больно?
— Чуточку. В ноге постреливает.
— Это нормально. Напомни мне вечером дать тебе успокоительное.
— Мамочка, как приятно болеть, если ухаживаешь ты…
Леа притянула к себе материнскую руку и поцеловала.
Взволнованная Изабелла ласково погладила руку Леа. Соединенные взаимной нежностью, мать и дочь долго не говорили ни слова.
— Правда ли то, что мне сказал отец?
Леа убрала руку и сразу замкнулась.
— Ответь мне. Верно ли, что ты хочешь выйти замуж за Клода д’Аржила?
— Да.
— Ты его любишь?
— Да.
— Мне эта любовь кажется слишком внезапной. Ты его не видела целый год. Может, я чего-то не знаю?
Страстное желание все рассказать, во всем признаться и получить утешение охватило Леа. Но она справилась с этим порывом: только бы не причинить горя матери, не разочаровать, успокоить.
— Да, — твердо выговорила она. — Я его люблю.
5
Лежа на заваленном газетами с отцовского стола диване, Леа через открытую дверь прислушивалась к окончанию передававшейся по радио речи Эдуарда Даладье.
«…Мы ведем войну, потому что нам ее навязали. Каждый из нас находится на своем посту на земле Франции, на земле свободы, где уважение человеческого достоинства нашло одно из последних своих убежищ. Вы объедините все свои усилия с глубоким чувством единства и братства ради спасения Отечества. |