— И где ваши крокодилы? — иронически спросил Венк у англичанина.

Тот не ответил.

— Что-то не вижу, чтобы этот трехголовый Бу пытался погасить пламя, — Венк сел на бревно, лежащее у дороги. Раздраженный и злой, оберштурмфюрер смотрел на горящие хижины. Нашумели, напылили, а толку-то? Дикари ушли, а хижины они отстроят заново и в другом месте.

Над деревней, бесшумно покачиваясь, прошел серый диск «файтера», и Венк представил, что сейчас наблюдает полевой агента абвера. Фиаско, которое потерпел он, Венк, вот что наблюдал Херцог. Настроение от этой мысли не улучшилось. Вообще вся эта кампания развивалась как-то не так. Проклятые негры путали все карты. Венк задыхался от раздражения.

С другого конца деревни послышались крики.

— А вот и разведка, — невозмутимо сказал ун-Грайм.

Нет, этот парнишка неплохо держался, очень неплохо, еще раз отметил оберштурмфюрер. На него можно было положиться, а главное — он не нервничал и не суетился при неудачах.

— Крокодилы? — ликующе сказал ун-Крамер. — Хо! Командир, взгляните на этих крокодилов! Я сам буду их дрессировать!

Двойка ун-Крамера привела двух негров. Негры были в набедренных повязках, на их иссиня-черные тела кто-то нанес извилистые причудливые узоры белой глиной, и все трое были в искусно выделанных крокодильих шкурах. Ун-Крамер содрал с негров шкуры, и пленники сразу стали выглядеть беззащитно и жалко. Угрюмо сверкая белками глаз, негры смотрели на собравшихся солдат, которые в свою очередь во все глаза разглядывали пленников.

— Вот эта сволочь грохнула ун-Ранка, — сообщил ун-Крамер, ткнув дулом автомата меж лопаток одного из пленников. — Не знаю, чем он его бил, но Гюнтер едва не развалился надвое! Оберштурмфюрер, мы потеряли двоих, прежде чем взяли этих, — он снова ткнул дулом автомата в спину негра.

— Пленники? — заложив руки за спину, оберштурмфюрер Венк разглядывал аборигенов.

Будь он в форме, сцена эта смотрелась бы внушительно, но Венк стоял в самодельной набедренной повязке из лиан и травяной накидке, над которой белел шлем БКС. Казалось, что белый дикарь рассматривает черного дикаря. Разница была лишь в том, что за поясом белого дикаря чернел воронью вальтер.

— Пленные — это хорошо, — недобро сказал Венк и повернулся к англичанину. — Вы знаете местные наречия? Можете с ними объясниться?

Англичанин повернулся к негру, который казался старше других и что-то спросил его на непонятном, изобилующим гласными языке. Абориген гордо скрестил руки на груди, бросил короткую фразу в ответ и замолчал. На лице его видны были шрамы от надрезов, которые образовывали сложный замысловатый узор. Англичанин повернулся к оберштурмфюреру.

— Бесполезно, — сказал он. — Он ничего не скажет. Из гордости. Хотя и понимает суахили. Он из народа хадзапи. Они готовы принять смерть, но никогда не покорятся.

Абориген что-то коротко произнес и сплюнул.

— Он сказал, что все мы умрем, — сказал англичанин.

— Да? — с непонятной интонацией спросил Венк. — Это хорошо. Посмотрим, надолго ли хватит его гордости и непокорности.

На лице оберштурмфюрера блестели капельки пота, а в глазах отражалось пламя горящей деревни.

— Ойген, дружище, посмотрите, в какой из хижин еще сохранилось достаточно жа́ра!

Получить информацию на поле боя непросто, приходится прибегать к самым радикальным мерам. Надо, чтобы пленный заговорил, что с ним станется после допроса — никого интересовать не должно. Ун-Грайм понимал оберштурмфюрера, своевременная информация о планах противника всегда дает преимущества другой стороне.