Баринов вылез и тупо постоял на платформе, проводив свой поезд и Бог весть зачем дожидаясь следующего. Следующий выкатился из тоннеля, толкая впереди себя сноп воздуха, как поршень в шприце. Люстры под сводом тонко задребезжали.

…Он сам плохо понимал, как произошло все потом. С чувством странного и внезапного облегчения — до дома было два шага! — он взбежал по ступенькам, выскочил из метро, домчался до остановки, но автобус был переполнен, и он в него не влез. Он уже стоял на подножке, когда его выпихнули, но одна из тесемок его куртки, болтавшаяся на поясе, застряла в дверях. Автобус тронулся, и Баринов побежал за ним, словно на поводке, оскользаясь каждую секунду, при всех шансах упасть-таки и либо пропахать носом изрядное расстояние, либо сползти под колесо. Он слегка наддал, чтобы поравняться с дверями, и с силой дернул. Куртка трещала, натянувшаяся тесемка сдавила ему бока. Наконец он отцепился. Весь инцидент не занял четверти минуты, и Баринов нашел в себе довольно сил, чтобы улыбнуться обступившим его пассажирам, которые тоже не влезли в ушедший автобус.

— Мог бы упасть, — сказала ему женщина, из тех, что всегда говорят подобные вещи.

— Ничего, ничего, — сказал Баринов, растерянно улыбаясь, совершенно счастливый. Больше ничего с ним сегодня не должно было происходить. Только потом, идя домой пешком и непрерывно куря, благодаря Бога за то, что дешево отделался, он понял, что рука судьбы просвистела где-то совсем рядом, и он ощутил ее впервые, оказавшись частью цепочки. Таких вещей с ним не бывало, если не считать нескольких пустяшных проявлений интуиции в детстве и одного странного случая в юности, когда он тонул и здорово перепугался, но переменившийся ветер отнес его к вдавшейся в море скале. Опасность была несоизмерима, но рука чувствовалась прежняя, и всякое ее прикосновение было для Баринова жутко, будь оно даже самым ласковым. Все должно было делаться само собой. Сегодня он почувствовал, как его за шкирку вернули в русло. Для этого оказалось достаточно нарушить самую невинную и застарелую из привычек. Баринов понял, что из мечты отделаться от тысячи мелких ритуалов и условностей, висевших на нем гроздьями, никогда ничего не выйдет.

Когда он уже входил во двор, оттуда внезапно выехала иномарка, и Баринов едва успел отскочить в сторону. Второй транспортный инцидент не планировался. Чертов Щербанов, подумалось ему. Нашел кому вчера подавать. В лифте Баринова жестоко облаяла незнакомая черная собака, и это вогнало его в окончательную тоску, что по странному душевному свойству легко перешло в несколько истерическое веселье. Весь вечер он рассказывал Ирке о том, как все вокруг'ужасно и как вследствие этого стоит плюнуть, довериться ходу вещей и плыть по течению. Заснули они оба мгновенно, и Баринову снилась огромная река, по которой он должен был поплыть, но все опаздывал пароход.

3

Фатумолог был на этот раз хмур и не особенно приветлив, но для приличия поулыбался вымученной улыбкой.

— Денежки принесли? — спросил он, едва пригласив зайти в комнату.

— Вот. — Баринов протянул пакет. Фатумолог заметно подобрел.

— Вы садитесь, садитесь. Сейчас чайку. (Баринов подивился: все шло по нисходящей. В первый раз был заранее сварен кофе, во второй — чаек, в третий раз фатумолог не позаботился и о чайнике, но вскоре вернулся с пузатым заварником в синих с золотом цветах.)

— Почти все вышло, как вы сказали, — быстро выговорил Баринов.

— А и должно было выйти, — сказал фатумолог. — Я же говорю: у вас четкая карта. Решили для себя что-нибудь?

— Послушайте.