Изменить размер шрифта - +
 — Баринов говорил спокойно и медленно, как с ребенком, но всякую минуту готов был сорваться. — Неужели ничего нельзя сделать?

— Милый друг, — сказал фатумолог усталым голосом. — Я вам по третьему разу объясняю: ваша судьба имманентна вашей личности. Вот представьте себе: мир — это огромный кусок воска. Вы в него вдавлены. Слепок с вас — это и есть ваша судьба. Стенка, которая возвращает брошенный вами мяч. Вы бросаете мяч. Я занимаюсь свойствами стенки.

— Это понятно, — еще спокойней сказал Баринов. — Что я должен в себе изменить, чтобы невинность соблюсти и капитал приобрести?

— Ничего у вас, молодой человек, не выйдет, — сказал Малахов. — Помните вопрос — от каких своих качеств вы можете отказаться? Вы там пишете, что от многих, разница в том, как припрет. Но в том-то и дело, что по всем пунктам у вас выходит: от самых невинных качеств. В остальном вас изменить никак нельзя.

— Ну а если там… — Баринов уставился в пол. — Извините за назойливость. Но если руку отрезать — я от балды говорю?

— Во-первых, — сказал фатумолог, — руку вы себе не отрежете. Не тот вы фрукт. Я и разговаривал с вами, как с нормальным. Будь вы способны руку себе отрезать, вы бы уже по первому рукопожатию были раскушены и отправлены отсюда восвояси с самым расплывчатым прогнозом. А во-вторых, будь у вас хоть самое идиотское, но явно спасительное ответвление, — я бы вам в первую голову сообщил.

— Но сбылось-то не совсем! Трамвай-то не сбылся!

— А нечего было надираться, батенька… Вы ведь почему были в безопасности? — потому что вы очень боитесь трамваев в частности и рельсового транспорта вообще. Даже когда по скользкому булыжнику переходите трамвайные пути, вам все равно кажется, что вас вот-вот собьет. И тут показалось бы. И у вас возникла бы стойкая уверенность, что прогноз сбылся. А с автобусом, в котором вы, судя по всему, застряли, судьба распорядилась без меня. Перераспределение, только и всего.

— Полный хаос, — сказал Баринов. — Шулерство и хаос.

— Хаос хаосом, — удовлетворенно сказал Малахов, закуривая и отхлебывая чай, — а все сбылось, как было сказано. Плюс-минус означенные пятнадцать процентов.

— А машина во дворе? — спросил Баринов.

— Какая еще машина? — встревожился фатумолог.

— Которая чуть не сбила меня.

— Не было никакой машины.

— Как не было, когда я еле отскочил?

— Это уж ваша собственная рассеянность. Слишком были потрясены и все такое, а оттого не смотрели по сторонам. По карте нет никакой машины.

— Нет, — упорно сказал Баринов. — Это тоже следствие того нищего.

— Какого еще нищего?

— Который подвернулся в конце третьего дня. Я ему сам не подал, но приятель положил мою трешку.

— Это несущественно.

— Нет, — твердо сказал Баринов. — Существенно все.

— Кто бы спорил, — примирительно сказал фатумолог. — Я же не все могу предусмотреть. Еще раз говорю: наше дело предупреждать, ваше — избегать рожна. Договорились?

— Договорились, — блекло сказал Баринов. — Я могу рассказать невесте о вашем прогнозе?

— Почему же нет? — Фатумолог пожал плечами. — Непонятно, как вы будете после этого уходить.

— А что с ней будет, если я ее брошу?

— Если сразу, в одночасье, то она, по всей вероятности, вскоре уедет в Париж.

Быстрый переход