Сашенька опять заболел. Как там мой Сашенька?.. Тьфу! — Миша сплюнул мне под ноги. — Слушать противно! Пока меня в кадетском гоняли, как вшивого по бане — ни разу не навестила даже, все тебя, идиота, пасла. А толку с того? Все равно бездарем вырос!
— Ну, это уже не совсем так. — Я пожал плечами. — Источник…
— Да говорил мне Костя, — прорычал Миша, — что у нашего Сани Дар проснулся. Повезло дураку, теперь опять все будут с тобой как с писаной торбой носиться… А я не буду!
— Не носись. Все сказал, или дальше бухтеть будешь?
— Сколько надо — столько буду, и ты, крысеныш, мне рот не затыкай. — Миша набычился и попер на меня. — Я — не Костя и не дед, все твое нутро поганое насквозь вижу. И если еще раз…
Никакой внятной угрозы, Миша, похоже, так и не придумал — так что в очередной раз решил задавить силой мускулов. Здоровенная ручища снова потянулась к моей шее, но вместо того, чтобы покорно принять кару, я вдруг неожиданно для себя самого скользнул чуть вбок, перехватил Мишино запястье, дернул вверх — а потом подсек его ногой под колено и опрокинул на землю.
— Ну все, крысеныш. — Миша вскочил и отряхнул испачкавшиеся форменные брюки. — Сейчас я тебе!
Драться с взбесившимся набором мышц стал бы только самоубийца — но за недели тренировок с Андреем Георгиевичем я успел повидать кое-что и пострашнее увесистых кулаков. И когда Миша замахнулся, чтобы одним ударом вбить нос мне в череп — я просто отступил на полшага и выставил Щит.
Хруст, наверное, было слышно даже в усадьбе. Миша поморщился, выругался под нос — но напора не утратил. Бестолковый младший братец, который никогда не умел толком дать сдачи, вдруг превратился в полноценного противника. Может, не равного — но уже и не такого, кого можно отделать парой увесистых оплеух.
— Отвали, — предупредил я, складывая пальцы в привычный знак. — Порежу.
Серп с мокрым чавканьем вошел в землю прямо перед носком Мишиного ботинка. На мгновение показалось, что сейчас братец просто-напросто прибьет меня каким-нибудь заклятьем из юнкерского арсенала… и все же Андрей Георгиевич не зря говорил о контроле и дисциплине. Похоже, в Павловском этому учили неплохо: Миша снова выругалсяс, отступил на шаг, прищурился, будто прицеливаясь — но сдержался.
— Совсем страх потерял, крысеныш, — проворчал он. — Сила в голову ударила?
— Первый начал. — Я демонстративно убрал руки в карманы. — Надо чего — говори, а не кулаками маши.
— Говорю. — Миша указал в сторону сарая в зарослях. — Еще раз у той девки увижу — ноги повырываю.
— Что, самому нравится?
Глаза Миши полыхнули так, что я едва поборол желание снова закрыться Щитом. Но и на этот раз пронесло.
— Ужинать пойдем, — буркнул брат. — Пока ты тут шлялся — уже все собрались.
Разговор закончился. Не дракой — но и совсем не тем, что я ожидал. Драгоценный братец закусил удила и сердито пыхтел всю дорогу до усадьбы, так и не сказав больше ни слова. И даже его покачивающаяся в нескольких шагах впереди спина излучала столько злобы, что я почти физически ее ощущал.
Странно. Нет, в наших отношениях никогда не было особой теплоты. Но реальные масштабы бедствия я раньше то ли не мог, то ли упорно не хотел представлять. Миша не просто решил проучить зарвавшегося младшего брата и заодно слегка выпустить накопившийся в учебке пар.
Он и правда меня… ненавидит? Пожалуй, так. Настолько, что почти готов убить. И дело уж точно не в дуэли с Воронцовым, не в разбитой отцовской «Волге» или паре статеек из «Вечернего Петербурга». |