Изменить размер шрифта - +
Заклятья пролетели над землей шагов двадцать-тридцать, с шелестом срезая траву — и винтовка стихла.

Неужели повезло?

Мысленно досчитав до десяти, я пополз вперед. Старался не поднимать голову, выискивал глазами других стрелков — но так и не разглядел. То ли они слишком хорошо прятались, то ли уже успели уйти дальше вглубь лагеря, чтобы ненароком не отстать от “жука”.

Который уже угрохотал на все полсотни метров, продолжая поливать свинцом горящие палатки. Но я заметил, что теперь он чуть забирает влево, в сторону Бештау: видимо, лезть в самое центр ночные налетчики не собирались.

Неужели уйдет?

Руки наткнулись на что-то липкое. А через мгновение я нащупал и винтовку, и самого стрелка. В самой обычной полевой армейской форме, судя по покрою — только без погон и петлиц со знаками отличия. Улегшись на живот, я забросил трофейное оружие за спину и обшарил подсумки на поясе. Патроны, пачка папирос, кажется, спички…

Есть!

Я понял, что попало мне в руки даже прежде, чем пальцы стиснули холодную ребристую поверхность. Вряд ли мощи осколков, рассчитанных на живую силу, хватит, чтобы пробить броню или хотя бы разорвать стальную гусеницу, но все же в моем положении граната лучше и винтовки, и любого заклятья. А уж если подобраться достаточно близко…

Смерив взглядом разделявшее нас с “жуком” расстояние, я поднялся и, пригибаясь, побежал. Сначала медленно, стараясь без надобности не шуметь — а потом во весь опор. Когда мне оставалось метров двадцать, рядом снова засвистели пули: похоже, пехота не забывала поглядывать по сторонам. Но я уже не собирался останавливаться — просто ломился по прямой, на ходу прикрываясь Щитом.

До последнего. И только когда “глушилка” отобрала магию, а тело разом потяжелело вдвое, лишившись силы Хода, прыгнул. Выдернул чеку, уцепился свободной рукой за какой-то выступ, кое-как подтянулся — и улегся на броне во весь рост, вжимаясь животом в стальную спину “жука”. Машина подрагивала, ползал вперед — и вместе с ней полз и я, пытаясь нащупать кончиками пальцев хоть какую-нибудь щель, отверстие. Хоть какую-нибудь дырку, в которую можно было бы просунуть гранату.

И дырка появилась — прямо передо мной. Крышка люка распахнулась, едва не заехав мне в челюсть, и на фоне горящих впереди палаток появилась чья-то коротко стриженая голова. Левая рука была занята, и вздумай я разжать пальцы — меня тут же сбросило бы “жука” за землю.

Так что я врезал правой. Взведенной гранатой прямо по зубам. Раз, другой, третий. Противник закрылся локтем и ударил в ответ — с такой силой, что в глазах потемнело. То ли рукояткой пистолета, то ли каким-то тяжелым инструментом: правая бровь взорвалась болью, и я сорвался — но перед тем, как свалиться вниз, все-таки успел пропихнуть гранату между краем люка и чьим-то горячим и мокрым телом. И только потом скользнул по покатой броне и, кувырнувшись в воздухе, приложился головой о землю.

И стало темно.

 

Глава 16

 

— Знаешь, почему мы носим эти знаки на одежде?

— Черные черепа? Они… они страшные.

— Может быть. Это особый знак. Его использовали…

— Давно? Еще до войны?

На этот раз сон закончился почти сразу. Видимо, попытался зацепиться за те недолгие мгновение, когда мое сознание вынырнуло из пучины забытия, пробудилось — но еще не успело включить тело.

Попытался — и не смог. Слишком уж сильно я спешил вернуться обратно в реальный мир где — хотелось надеяться — мне еще осталось и место, и время. Чтобы изменить хоть что-то, хоть как-то — если уж не вышло с первой попытки. Разлепить глаза, подняться, отыскать выброшенную впопыхах винтовку…

Но сражаться было уже не с кем.

Быстрый переход