Изменить размер шрифта - +
Лэнвуд был большой и грузный, хотя высокий рост несколько скрадывал полноту. У него было тонкое, продолговатое, гладкое лицо, почти черное, с едва заметным бронзовым оттенком, резко очерченные благородного рисунка нос и рот. Очки в массивной оправе придавали ему глубокомысленный вид. Одет он был безупречно и очень по-английски: манжеты выглядывали из рукавов отлично сшитого костюма ровно настолько, насколько надо, галстук гармонировал с рубашкой. У него были непринужденные изящные манеры завсегдатая фешенебельных лондонских клубов.

В памяти Удомо запечатлелся образ человека более молодого и стройного, без очков, хуже одетого и менее вылощенного. Но все же это, без сомнения, был Лэнвуд.

Лицо Лэнвуда расплылось в широкой улыбке. Он крепко сжал руку Удомо.

— Очень рад. Прошу прощенья, что не мог встретиться с вами вчера.

— Я сказала ему, что у вас собрание, — поспешно вставила Лоис.

— Да, — пробормотал Лэнвуд. — Да, собрание…

— Я мечтал о встрече с вами с тех самых пор, как получил ваше письмо, — сказал Удомо.

— Письмо?

— Да. Вы писали мне лет десять назад. Помните?

— Да, да, конечно… — Лэнвуд быстро повернулся к своим спутникам. — Я хотел бы познакомить вас с моими товарищами.

Лоис подавила улыбку и направилась к двери. Джо пошла за ней.

— Мы приготовим чай, — сказала Лоис.

— Дэвид Мхенди из Плюралии, — представил Лэнвуд.

— Здравствуй, друг, — сказал Мхенди.

Имя Мхенди показалось Удомо знакомым. Несомненное, он встречал его в газетах или слышал где-то. Они обменялись рукопожатием. Удомо пытался вспомнить, откуда он знает это имя, но Лэнвуд отвлек его:

— А это Эдибхой — наш соотечественник.

Толстенький и очень черный человек схватил Удомо за руку:

— Привет отчизне! — Радостная улыбка, казалось, не покидала его лица. Говорил он короткими, отрывистыми фразами. — Слышал о вас от одного парня. Из тех, что называют себя французами. Рассказывал, как вы подбивали студентов бастовать. — Веселые морщинки у глаз обозначились резче. — Говорил, вы не поняли, что они вовсе не угнетенные африканцы из колоний, а полноправные французы! — Эдибхой расхохотался.

Удомо слабо улыбнулся в ответ.

— Они тогда здорово меня подвели.

— Империализм французского образца куда коварнее английского, — сказал Лэнвуд. — Они подкупают верхушку, предоставляя этим людям места в Ассамблее и выдавая за них своих дочерей… Что это мы стоим — сядем!

Лэнвуд пошел к дивану. Он подтянул складки на брюках, сел, достал трубку и стал набивать ее. Удомо сел по одну сторону от него, Эдибхой — по другую. Мхенди секунду помедлил, затем вышел из комнаты и отправился в кухню к дамам.

Легкая улыбка играла на губах Лэнвуда. Он чувствовал, с каким восхищением смотрит на него этот молодой человек. Ему было приятно. Своего рода награда. Борьбе за свободу он отдал всю свою жизнь и знал, что имя его известно в самых отдаленных уголках Африки. Но все равно знакомство с этим юношей доставило ему большое удовольствие. Так сказать, живое свидетельство! Человек подчас устает, поддается мимолетным сомнениям, теряет в себе уверенность. Да, для поддержания духа такие встречи очень полезны.

— Расскажите мне о себе, — сказал он.

Удомо подвинулся к Лэнвуд у и стал негромко рассказывать. Ничего нового Лэнвуд не услышал. Обычная история африканца студента. В маленькой деревушке миссионеры выбрали самого смышленого мальчишку и стали его учить. Знания пробудили в нем мысль. Мальчик начал задумываться над окружающим миром и скоро понял, что мир этот далеко не совершенен, даже если подходить к нему с меркой, установленной самими миссионерами.

Быстрый переход