— Ты славная, — сказал он и потянулся к Лииной руке.

Она дала ему руку, но тут же отняла.

— Пора возвращаться, — сказала она прежним жестким голосом. Куда только подевалась былая мягкость — голос ее звучал сухо, деловито.

Элизу они застали в кухне — придвинувшись поближе к очагу, она читала. Она не оторвалась от книги, не посмотрела на них. Лишь Опора и Мейзи заметили их приход. Глаза Мейзи больше не искрились весельем, но чувствовалось, что оно затаилось и при малейшей возможности вырвется наружу. А Опора — та не менялась. Она все видела, да помалкивала.

— Ты будешь спать здесь, — сказала Лия. — Пошли, уже поздно.

— Где, где он будет спать? — переспросила Опора.

— В каморке. Мейзи ляжет спать со мной, а Элиза у себя.

— Я тебе почитаю, — сказала Элиза, глядя на Кзуму.

— Поздно уже. — Лия многозначительно посмотрела на Элизу.

— Спокойной ночи, — сказала Мейзи и вышла.

— Пусть ее читает, — бросила Опора и направилась к двери. Лия передернула плечами, криво усмехнулась и вышла следом. Дверь захлопнулась, пламя свечи затрепетало.

Элиза подняла глаза на Кзуму, улыбнулась.

— Почитать тебе?

— Да.

Элиза открыла книгу, начала читать. В книге рассказывалась история зулусских войн. Прекрасный образный язык, мелодичный Элизин голос — и постепенно Кзума подпал под обаяние книги.

И вновь отряды африканских воинов шли на бой с белыми, чтобы отстоять свои земли. И вновь гибли один за другим, и на их место вставали новые бойцы. Но их все равно победили и отобрали их земли, потому что сила была на стороне белых. Их поражение преисполнило Кзуму печалью, и лицо его омрачилось.

Элиза захлопнула книгу.

— Хорошая книга, — сказала она, — но до чего же горько читать о том, как нас победили.

— Верно.

Свеча вспыхнула в последний раз и погасла. Комнату освещало лишь пламя очага. Элиза нагнулась, прикурила сигарету от огня, и Кзума снова вспомнил Ди, женщину Рыжего.

— А я видел, как живут белые, — сказал он.

— Угу, — безразлично откликнулась Элиза.

— Пойду-ка я спать, — сказал Кзума.

Элиза скользнула по нему взглядом, но промолчала. Он прошел двором в каморку — там все оставалось таким же, как до его ухода. Вплоть до мелочей. Кзума разделся, лег в постель, задул свечу.

Пока здесь не было никого, кроме Опоры и Папаши, он чувствовал себя как дома. А когда вернулись остальные, все переменилось. Стало совсем другим, не таким, как до его ухода. Даже Лия и та стала совсем другая. Дверь отворилась, вошла Элиза, от холода у нее стучали зубы. Кзума почувствовал, что у него екнуло сердце — в памяти всплыла та незабываемая ночь.

— Оставь меня, — сказал Кзума.

— Нет.

Он отвернулся. Элиза легла рядом. Кзума чувствовал, до чего она продрогла. Ее знобило. Элиза тронула его за руку, но Кзума отдернул руку.

Но вот Элиза перестала лязгать зубами. Озноб прошел — напряжение отпустило ее. Она лежала совсем тихо, не придвигалась к нему, но и не отстранялась. Кзума почувствовал, как в нем с бешеной, убийственной силой нарастает желание.

— Оставь меня, — повторил он.

Элиза повернулась к нему, приникла, прижалась всем телом.

— Люблю тебя, — сказала она.

Кзума подмял ее под себя, нежную, жаркую. Она оплелась вокруг него.

— Люблю тебя, — повторила она.

Когда страсть отпустила их, Элиза, склонив голову ему на плечо, ласково поглаживала бугры мышц.