Но ресторан не стали продавать целиком, с потрохами, чохом, как говорится,
нет, потроха из него вытащили сразу, даже незаметно для клиентов, не
прекратив торговлю ни на сутки, и перенесли в новую харчевню, которой
заправляла теперь миссис Эк; перенесли мимо сидящей в качалке на галерее
фигуры, которая постепенно докачалась до того, что стала не только
присловьем, но и указателем, как на вывесках старинных английских пивных,
так что сельских жителей, приезжавших в город и спрашивавших, где
гостиница Сноупса, просто посылали в ту сторону: как дойдут до женщины в
качалке - там и гостиница.
И тут появился тот, чей титул, если не профессию, узурпировал
А.О.Сноупс. Это был настоящий Сноупс - учитель. Нет: он был только похож
на учителя. Или нет: похож он был на Джона Брауна, с одним неискоренимым и
нескрываемым недостатком: это был высокий, сухопарый человек, в засаленном
сюртуке, галстуке шнурком и широкополой шляпе политикана, с холодными
яростными глазами и длинным подбородком говоруна, но у него был не
словесный понос, как у его свояка (или кем там ему приходился А.О.; все
они как будто не находились в определенном родстве друг с другом, они
просто все были Сноупсы, как колонии крыс или термитов - это просто крысы
и термиты), а какой-то безошибочный инстинкт выискивать самые подлые и
низкие способы доказательств в споре и раскусывать людей, с которыми он
сталкивался: инстинкт демагога - использовать каждого себе на потребу,
причем все это обволакивал тонкий слой культуры и религии; самые имена его
сыновей - Байрон и Вергилий - были не просто примером, но и
предостережением.
Учителем он тоже не был. То есть, в противовес своему свояку, пробыл
так недолго, что это уже не шло в счет. А может быть, он побыл у нас с
начала лета и до осени, просто между одним местом работы и другим. А может
быть, он вместо отдыха решил отдохнуть на той же работе. А может быть, он
появлялся в харчевне и на площади лишь в короткие промежутки между своими
истинными буколическими развлечениями, для которых ареной и местом
действия служили заброшенные деревенские церквушки, берега ручьев и речек,
где в жаркие летние дни шли молитвенные собрания и крестины: у него был
неплохой баритон и, пожалуй, последняя в северном Миссисипи дудочка вместо
камертона; он сам задавал тон и подсказывал слова, пока однажды толпа
возмущенных отцов семейства не поймала его с четырнадцатилетней девчонкой
в сарае и, вываляв в дегте и перьях, не выгнала из округи. Говорят, что
его собирались кастрировать, но какой-то робкий консерватор уговорил
остальных только пригрозить ему этим, если он вернется.
В общем, после него остались два сына - Байрон и Вергилий Но и Байрон
недолго пробыл у нас - он уехал в Мемфис, где поступил в коммерческое
училище. Учиться на бухгалтера. Мы никак не хотели поверить, что тут был
замешан сам полковник Сарторис: сам, лично, полковник Сарторис, сидевший в
задней комнате банка, где был его кабинет, - и наше неверие вызвало,
вынудило расспросы, пока мы не вспомнили то, о чем старшие из нас, в том
числе и мой отец, никогда не забывали: что первый из Сноупсов, Эб Сноупс,
был тот самый патриот-ремонтер или просто конокрад (в зависимости от того,
какая сторона об этом сообщала), которого повесили (и повесил не
федеральный начальник военной полиции, а конфедеративный, как гласило
предание), и что он тогда служил в кавалерийском отряде старого полковника
Сарториса, настоящего полковника, отца нашего теперешнего банкира и
почетного полковника, который еще не был произведен в офицеры и числился
адъютантом при штабе отца в то смутное сумеречное время 1864-1865 годов,
когда многие, а не только люди по фамилии Сноупс, должны были не то что
стараться с честью сохранить жизнь, но просто выбирать между бесполезной
честью и почти столь же бесполезной жизнью. |