– Это был не совет, просто разрешение…

Т ы. Которое вовсе не облегчило мое внутриутробное существование.

Т е р е з а. Естественно!

Ж е р е м и. Бедный малыш…

Т ы (цитируя меня). «Оставь нас и возвращайся к райской безмятежности…»

Ж е р е м и. О, это гораздо больше, чем просто разрешение, Бен…

Т е р е з а. В любом случае, это не слишком радушный прием.

Т ы (цитируя меня). «Надевай свои крылья и улетай, никто не будет на тебя сердиться…»

Т е р е з а. Что означает, что здесь тебя никто не ждет…

М а л ы ш. Это отвратительно! Даже Джулиус считает, что это отвратительно!

– Но я ведь не только это говорил! У будущих отцов, у них же сплошные противоречия, все вверх дном! Сами увидите, когда настанет ваша очередь! То одно придет на ум, то совершенно противоположное! А мое отчаяние в тот момент, когда мы получили фальшивое письмо Маттиаса, например, это что же, не в счет?

Т ы. Еще как! Вы тогда бросились со всех ног в клинику, обвиняя себя во всех смертных грехах первые пятьсот метров, а потом свалили всё на меня.

– Я? Я свалил все на тебя?

– Да, из-за маминых страданий. Как нечего делать! Я до сих пор еще слышу сказанное за семь месяцев до рождения: «Ну вали же отсюда, не ребенок, а наказание! У тебя крылышки еще не облезли от этого горя? Да что же ты за ангел такой, черт возьми?»

Ж е р е м и. И это после того, как ты ему сам вдалбливал отправляться на небо? Ты что, хотел ему мозги наизнанку вывернуть, или как?

Т е р е з а. Нет, он только хотел сделать его виноватым, как всякий уважающий себя отец. По-моему, следует ожидать психической неуравновешенности…

М а л ы ш. А мы будем его любить. Не волнуйся, мы будем тебя любить! Джулиус, что скажешь, будем его любить, а?

К л а р а. К столу! Ужин готов, и оставьте Бенжамена в покое в конце концов!

Так. Предположим, ты – заместитель Пастора в малоссеновской команде. Ты ждал своего часа на скамье запасных, и вот свисток небесного арбитра дает сигнал о замене игрока. Пастор должен уйти, а ты готовишься выйти на площадку. Во всяком случае, надеюсь, меня не станут упрекать, что я взялся объяснять тебе правила игры в такой неподходящий момент! Ты и представить себе не можешь, какие они запутанные, эти правила! Иногда начинаешь сомневаться, а вообще, существуют ли они? Думаешь, что все делаешь правильно, следуешь указателям, и вдруг, непонятно ни как, ни почему, тебя обвиняют во всех мерзостях, творящихся в этом мире.

Пример?

Тебе нужен пример?

Не мой?

Кого-нибудь другого?

Что ж, вот тебе пример другого.

Кудрие опять пришлось надрать уши своему неисправимому зятю, чтобы заставить его отпустить добычу.

Выйдя на свободу, Рональд уже не был прежним львом. Дело в том, что на допросах он узнал одну ужасную вещь: старый Иов не предназначал свой Уникальный Фильм для всеобщего показа; он хранил его для узкого круга избранных. Рональд, не знавший об этом нюансе, невольно оказался предателем, сообщником преступников, хотел он того или нет. И никакой возможности публичного покаяния. Министры внутренних дел и культуры довели до его сведения, что это досадное недоразумение является отныне государственной тайной, причем тайной нескольких государств! Не могло быть и речи о том, чтобы сообщить миллионам почитателей, что Уникальный Фильм старого Иова, этот монумент века, оказался предметом грязной наживы. «Непозволительно разочаровывать весь мир ради успокоения собственной совести, господин де Флорентис! Даже во имя прозрачности! Это пагубно сказалось бы на вашем деле. Да и мы стали бы всё категорически отрицать».

Другими словами: он поспешил ретироваться.

Огненная грива его сразу померкла.