Бегая от одного к другому, он всё же понимал, что надо быть поближе к капитану, и оправдывался всё время:
— Простите, ваше высокоблагородие, сейчас к купцу схожу… Простите, я сейчас, помогу ему…
Наконец, капитан обратил внимание на возню около катера, подозвал боцмана и распорядился:
— Ну-ка, Чухно, дай команду матросикам, чтобы пособили купцу.
Тотчас с десяток моряков подняли крест на плечи?! поволокли от берега.
— Куда его нести-то? — спросил боцман.
— Туда, — указал Кадыр-Мамед в глубину острова и зашагал впереди, указывая дорогу.
Сама по себе образовалась траурная процессия. Прошествовав по колючкам и песчаным бугоркам, процессия обогнула мусульманское кладбище и приблизилась к могильному холмику, на котором сидела сорока. Увидев множество людей, она с паническим криком сорвалась с могилы и улетела в сторону Карагеля.
Санька опустился на колени, взял горсть земли с могилы, приложился к ней губами и смахнул рукавом слезу.
— Эх, Мишка Мишка, — произнёс печально. — Как же ты угодил этим убивцам в руки? За что они тебя изничтожили?
Постояв немного над прахом брата, зарытым в нерусскую землю, Санька поднялся и велел музурам ставить крест. Сам подошёл к Кадыр-Мамеду, тихонько отвёл его в сторону.
— Ну, что, хан, так и не скажешь имя убийцы? Неужто до сих пор не выяснилось?
— Узнали… — твёрдо произнёс Кадыр. — С божьей помощью всё выведали. И как молодая жена Кията обманула начальника стражи, и как этот глупый начальник пальвана на свободу выпустил, и как потом Кеймир расправился с твоим братом Михайлой, — всё узнали. Ныне называем тебе имя убийцы. Это Кеймир — твой староста с Огурджинского.
— Ох, хан, — покачал головой Герасимов. — Да неужто Кеймир поднял руку? Он ведь и дома у меня был, и отца моего хорошо знает. За что же он расправился с Михайлой?
— Плохо поил-кормил твой брат…
— Мать ты моя, да где же у него совесть-то! — возмутился, сжимая кулаки, Санька. — Да я его, проклятого, засеку до смерти!
— Он — ваш человек, вы с ним и расправляйтесь, — охотно согласился Кадыр-Мамед и начал рассказывать о том, как наказал свою молодую жену Кият.
— Сначала хотел камнями убить сатану, потом помиловал. Сейчас сидит в чёрной кибитке на воде и чуреке. Нет ей прощения!
Возвратившись с кладбища к берегу, Санька с трудом дождался, пока Путятин переговорит с туркменами о делах. И как только моряки собрались вновь на корабль, сказал капитану о том, что узнал, кто убийца. Путятин выслушал купца, не скрывая своего негодования к распоясавшимся кочевникам, и обещал проучить их. Через час парусники снялись с якоря и понеслись, подгоняемые ветром, к Огурджинскому. Уже на подходе к острову Путятин распорядился расчехлить пушки и зарядить их. Но подойдя поближе к берегу, моряки не увидели здесь ни одной кибитки.
— Сбежал, нехристь проклятый! — с сожалением выговорил Герасимов. — А ведь у Михайлы на этом островке в вавилонах рыба хранилась.
— Сейчас проверим, — пообещал Путятин и приказал спустить на воду два катера с вооружёнными казаками. В один из них сели Санька и Кадыр-Мамед.
Казаки высадились в лагуне, возле могилы святого Мергена, поднялись на бугор. На месте кибиток пальвана виднелись лишь круглые углубления, да остались колья, к которым привязывали верблюдов.
— Далеко не ушёл, — предположил Кадыр-Мамед.
Казаки, растянувшись в цепочку и вскинув винтовки, двинулись в глубину острова. Вскоре они нашли Михайлины вавилоны — огромное углубление в бугре. |