Нет, в этом костюме я даже теоретически не мог использовать конструкты за пределами самого доспеха. Но благодаря измененной форме подошв, в полость для отталкивания, резонаторному корпусу и многим другим нововведениям, просчитанным с помощью змея, реактор не выйдет из строя.

Да, получилось куда дороже чем золото по весу, но учитывая крайнюю необходимость с тратами мы не считались. Из вооружения я взял себе усиленный проводящий клинок, который при необходимости можно было использовать как лом. И гранатомет с лентой в двадцать зарядов.

Бронебойные, осколочные, фугасные – на любой вкус. Правда предназначение у них было несколько иное чем в нормальном применении. Осколочные должны были потоком частиц перегружать диссонансные щиты, выводя их из строя. Фугасные бить вторичными – жаром и ударной волной. И только бронебойные не меняли назначения.

– На какой высоте идем? – спросила Ангелина, заняв место пилота.

– Три тысячи. – подумав решил я. – Незачем местным давать повод пострелять по воронам. Заодно скостим те самые три километра.

Первые пятьсот километров мы пролетели чуть больше чем за шесть часов и совершенно без происшествий. Модифицированные приборы, включая камеры и наблюдение, продержались ещё двести, хотя двигателям они дались куда сложнее, всё же встречный ветер нарастал с приближением к центру зоны, а вот на последних трех сотнях начались предсказуемые проблемы.

– Реактор всё. Переходим на внутренний контур. – сказала Ангелина, переключая работу винтов. – Датчики начали сбоить ещё полчаса назад.

– Они все дублированные. – спокойно отметил Краснов, наблюдающий за приборами. – Мы учли прошлую ошибку с газом, так что баллоны либо находятся в экранированном коробе, либо покрыты проводящей сеткой. Давление не потеряем.

– Главное, чтобы шары не разорвало. – ответил я, всматриваясь в меридианы Филарета. Старику с каждым часом становилось всё хуже, что бы я не делал. И причина в этом элементарна – ему нужен диссонанс, новая доза клубящейся вокруг энергии. Пару часов он может и продержится, но не больше.

– Всё плохо? – понимающе прошептал бывший патриарх.

– Есть вариант выкинуть вас за борт. – усмехнувшись казал я. – Возможно даже станет легче. Но вообще, я помогу продержаться и без этого. Научился.

– Хорошо. – проговорил, прикрыв глаза Филарет. – Если придется – выкинь.

Спорить я с ним не стал, вместо этого напитав отказывающие органы. Практика с резонатором Краснова, который сейчас находился в экранированном контейнере. И чтобы не среагировал до начала операции, и чтобы не мешал полету. Многое познается только с практикой, и последний год дал мне уникальные навыки, которым не только не учили в академии, о таких возможностях даже не упоминали.

Вот только хорошо известные стихийные конструкты мне никак не давались…

– Сто километров до предполагаемого центра. – выдернула меня из вереницы мыслей Ангелина.

– Что с шаром? – спросил я, только сейчас заметив, что дирижабль заметно потряхивает. – Почему нас трясет?

– Сброс лишней энергии. – ответил Максим. – Винты уже не справляются, но благодаря тяге от направленного нагрева скорость должна быть даже выше. С одной стороны закачиваем, нагреваем и он толкает нас дальше. Не спрашивайте, как это работает, если не хотите, чтобы мы погружались в технические детали.

– Да, пожалуй, обойдусь. – проговорил я, подойдя к месту пилота. Удивительно, но размещение камер не на поверхности гондолы, а за специальными зеркальными перископами, позволило им работать почти на сотню километров дальше, чем в прошлый раз. Вот только воздушное судно трясло всё сильнее.

– Не нравится мне это. – проговорил я, дотронувшись ладонью до внутренней обшивки и почувствовав, что метал теплый.