|
Все это происходило почти в полной темноте, потому что день выдался хмурый и дождливый; вот почему толпа, освещаемая лишь пушечными фитилями да огнями фейерверка, приобретала благодаря игре света и тени какой-то фантастический, сатанинский вид. Полчаса продолжались крики, гомон, пение, танцы по колено в грязи; наконец, кортеж грянул протяжное «ура!»; все, имевшие при себе оружие: мужчины, женщины, дети - разрядили их в воздух, нимало не заботясь о пулях, зашлепавших минуту спустя по лужам, подобно крупным градинам. Дофин и его сестра расплакались: они так испугались, что позабыли о голоде. Кортеж двинулся вдоль набережной и, наконец, прибыл на площадь Ратуши. Там войска были построены в каре, чтобы пропустить только королевский экипаж, преградив путь любому, кто не являлся членом королевской семьи или Национального собрания. В это время королева заметила в толпе Вебера, доверенного камердинера, своего молочного брата, австрийца, не покидавшего ее со времени ее приезда из Вены; он изо всех сил пытался, несмотря на запрет, пройти вместе с королевой в Ратушу. Она его окликнула. Вебер подбежал к ней. Еще будучи в Версале, он обратил внимание на то, что толпа оказывает Национальной гвардии знаки уважения; тогда, чтобы придать себе значительности и тем самым иметь возможность быть полезным королеве, Вебер надел мундир национального гвардейца, присовокупив к костюму простого волонтера знаки отличия штабного офицера. Королевский конюший одолжил ему коня. Чтобы не вызвать ничьих подозрений, он во время всего пути держался в стороне, намереваясь, разумеется, прийти королеве на помощь, если в этом возникнет необходимость. Как только его окликнула королева, он сейчас же оказался рядом с ней. - Зачем ты пытаешься ворваться силой, Вебер? - спросила королева, по привычке обращаясь к нему на «ты». - Чтобы быть рядом с вами, ваше величество. - Ты мне не нужен в Ратуше, Вебер, - возразила королева, - а вот в другом месте ты можешь мне очень пригодиться. - Где, ваше величество? - В Тюильри, дорогой Вебер, в Тюильри, где никто нас не ждет; если ты не приедешь туда раньше нас, у нас не будет там ни постели, ни комнаты, ни даже куска хлеба. - Какая прекрасная мысль, ваше величество! - вмешался король. Королева разговаривала по-немецки; король понимал немецкую речь, но не мог говорить и потому заговорил по-английски. Толпа тоже слышала слова королевы, но никто ничего не понял. Чужая речь, к которой народ испытывал инстинктивное отвращение, вызвала вокруг кареты ропот, готовый перейти в рев; однако в это время в каре образовался проход, в котором и скрылся королевский экипаж. Баии, один из трех самых популярных личностей эпохи, тот самый Байи, которого мы уже видели во время первого путешествия короля, когда штыки, ружья и пушечные жерла были скрыты под букетами цветов, словно забытыми в этом втором путешествии, - итак, Байи встречал короля и королеву у подножия импровизированного трона: наспех сработанного, плохо укрепленного, поскрипывавшего под бархатной обивкой, - в полном смысле слова «случайного трона»! Мэр Парижа почти слово в слово повторил речь, с которой он обратился к королю в первый раз. Король отвечал: - Я с прежней радостью и доверием вручаю себя жителям славного Парижа. |
