|
- Боже упаси, нет! - с непритворным ужасом ответила Порпорина. - Почему вы сказали: "Боже упаси"? - Потому что знаю, что декларации вашего величества носят чисто военный характер, даже когда они относятся к дамам. - Вы не русская царица и не Мария-Терезия, какую же войну мог бы я объявить вам? - Войну льва с мушкой. - А какая муха укусила сегодня вас, если вы осмеливаетесь ссылаться на подобную басню? Ведь мушка погубила льва, преследуя его. - Ну, это был, наверное, какой-нибудь жалкий лев, рассерженный, а потому слабый. Могла ли я вспомнить об этом нравоучительном конце? - А мушка была жестокой и больно кусалась. Пожалуй, это нравоучение скорее подходит вам. - Вы так полагаете, ваше величество? - Да. - Государь, вы говорите неправду. Фридрих схватил молодую девушку за руку и судорожно, до боли, сжал ее. В этом странном порыве гнев сочетался с любовью. Порпорина не изменилась в лице, и, глядя на ее покрасневшую, опухшую руку, король добавил: - У вас есть мужество! - Не такое уж большое, государь, но я не притворяюсь, будто у меня его нет, как это делают все те, кто вас окружает. - Что вы хотите этим сказать? - Что человек часто притворяется мертвым, чтобы не быть убитым. Будь я на вашем месте, мне бы не хотелось слыть такой грозной. - В кого вы влюблены? - спросил король, снова меняя разговор. - Ни в кого, государь. - Если так, отчего у вас бывают нервные припадки? - Это не имеет значения для судеб Пруссии, а следовательно, королю незачем это знать. - Так вы думаете, что с вами говорит король? - Я никогда не смела бы забыть об этом. - И все-таки должны забыть. Король никогда не станет разговаривать с вами - ведь жизнь вы спасли не королю. - Но я не вижу здесь барона фон Крейца. - Это упрек? Если так, вы несправедливы. Не король приходил вчера справляться о вашем здоровье. У вас был капитан Крейц. - Это различие чересчур тонко для меня, господин капитан. - Так постарайтесь научиться замечать его. Посмотрите - когда я надену шляпу вот так, чуть-чуть на левый бок, я буду капитаном, а когда вот эдак, на правый, буду королем. А вы, в соответствии с этим, будете то Консуэло, то мадемуазель Порпориной. - Я вас поняла, государь, но увы! Для меня это невозможно. Ваше величество может быть кем угодно - двумя лицами, тремя, сотней лиц, я же умею быть только самой собой. - Неправда! В театре, при ваших товарищах актерах, вы бы не стали говорить со мной так, как говорите здесь. - Не будьте так уверены в этом, государь. - Да что это с вами? Видно, сам дьявол вселился в вас сегодня? - Дело в том, что шляпа вашего величества не сдвинута сейчас ни вправо, ни влево, и я не знаю, с кем говорю. Покоренный обаянием Порпорины, которое он особенно остро ощутил в эту минуту, король с добродушно-веселым видом поднес руку к шляпе и так сильно сдвинул ее на левое ухо, что его грозное лицо сделалось смешным. Ему очень хотелось, насколько это было в его силах, разыграть роль простого смертного и короля, отпущенного на каникулы, но внезапно он вспомнил, что пришел сюда вовсе не для развлечения, а затем, чтобы проникнуть в тайны аббатисы Кведлинбургской, и сердитым, резким движением окончательно снял шляпу; его улыбка исчезла, лоб нахмурился, он встал и, бросив певице: "Будьте здесь, я приду за вами", прошел в спальню принцессы, которая с трепетом ждала его появления. |
