— И эта фамильная склонность к дровяным сараям…
— Да, мы такие, — согласился Жуч. Хат кивнул.
— Похвально. А паж, еще совсем дитя, неотлучно следовавший за своим господином и наконец застывший пред дверью, так сказать, алькова, с обнаженной саблей, охраняя покой влюбленных. Он привел принцессу в совершеннейший восторг.
— Да, насмотрелся бедный Стамеска картинок, — промолвил Самоха, терпеливо ожидая, когда Хат даст понять зачем ему спозаранку понадобились грани-чары.
А Хат продолжал:
— Вернемся, однако, к куриному бульону. Его смертоносное действие не ограничилось семейством лакеев. Слова, произнесенные ими в агонии, стоили жизни еще двум нашим слугам, постельничему Круадаку и камердинеру баронессы Тугенвиль Ольдурону. Пробегая по темному коридору, они случайно наткнулись на кинжал Литиция. Надеюсь эта трагическая история не испортила вам, господа граничары, аппетита.
— Не испортила, — сказал Самоха. — Тем более, что, похоже, они не последние кому предстоит наткнуться на кинжал братца Литиция, пробегая по темному коридору.
— Возможно. Но мы к этому еще вернемся, а пока, — Хат поставил кубок на стол. — Дочь короля Гугена Семнадцатого принцесса Ольвия!
В надстройке открылась неприметная, низенькая дверца и на мостике появилась принцесса, сопровождаемая двумя дамами, рыжеволосой и черноволосой.
«И это вся свита?» — разочаровано подумал Самоха. Но тут за спиной его грянула музыка и, на мгновение обернувшись, Самоха увидел, что верхняя палуба полна народу. Дамы и кавалеры в пестрых одеждах, не менее пятидесяти душ, в общей сложности, прогуливались, залитые светом солнца, которое пробилось сквозь туман. Утренний летний ветер поднимался всегда примерно в одно и то же время, на всем протяжении Мсты, независимо от того, были ли это берега Архонии или страны Хал.
Послышался легкий шелест вытаскиваемых из ножен клинков, граничары, отсалютовали принцессе, и удостоенные ее кивка, были ей представлены и приглашены за стол. Надо честно сказать, принцесса Ольвия не произвела на Самоху сильного впечатления, видал он барышень и покрасивее, та же Юла Кружевница, но ведь они не были принцессами.
И, как бы то ни было, следовало все надлежащим образом рассмотреть и запомнить, чтоб было о чем рассказывать в Лихоте долгими зимними вечерами, если случится дожить до старости.
Итак, особой красотой принцесса Ольвия не отличалась, ее черноволосая спутница, как оказалось, баронесса Тугенвиль, выглядела куда более лакомым кусочком. Впрочем, она, видимо, еще переживала утрату своего камердинера Ольдурона и была уныла, несмотря на волны теплоты и симпатии, излучаемые Жучем в ее сторону.
Что до рыжей спутницы принцессы, княжны Гениды Ло, то она тоже была ничего себе.
Литиций, между тем шмякнул на стоящее перед Самохой блюдо, расписанное пляшущими пастушками, кусок жареной изюбрятины, и, глядя на лезвие ножа, с непостижимой быстротой сверкнувшее в кулаке граничара, одобрительно хмыкнул.
С верхней палубы раздавался мерный рокот барабанов и пронзительный посвист виолы, сопровождаемые стуком каблуков танцующих пар.
Клепила непринужденно орудуя ножиком, поинтересовался:
— Принцесса, а чего это они у вас натощак пляшут?
Карие глаза принцессы встретились со светло-коричневыми, как шляпки маслят, скользкими зрачками ведуна.
— Видишь ли, друг мой, — сказала она, ее светлое личико окаймленное шелковистыми прядями каштановых волос, приняло важное выражение. — У каждого из королевских детей есть свой круг приближенных, так называемый малый двор. Люди, которых ты видишь, это и есть мой малый двор. Это очень верные люди, любовь ко мне не давала им никаких выгод, а напротив, грозила бесчисленными бедами, все королевство знает, что мои братцы порядочные болваны. |