На этом и конец официального спича. Начальство спустило нам новую прорицательницу по имени Астида. Задница у нее бюстоподобна, ну а груди — каждая с задницу… Так что я хотел сказать-то? Ах, да. Хороша!
Так вот, Астида заведует сектором «фатум», она уполномочила меня… Честное слово, Ральф, сиськи у нее — во! — и он нарисовал в воздухе что-то не очень определенное, но определенно большое. — Короче, она уполномочила меня узаконить предопределение, хотя это и по ее сектору. Согласна?
— Да, — говорит она.
— Только если ты его любишь.
— Да, — говорит она.
— Согласна ты стать его женой?
— Да, — говорит она.
— А ты, Ральф Хеллер, согласен ли ты…
В это-то мгновенье и прилетел Кондор, его крылья заслоняют солнце.
Глаза по-прежнему налиты кровью, все так же гноятся, а из клюва свешиваются блеклые бумазейные лоскутья.
— Прекратить, — вопит Кондор голосом доктора Габриэля. — Всего этого вовсе нет в программе эксперимента.
— А ты только сейчас заметил? — злорадствует Оразд. — Да они давно уже живут вне твоих жестоких выдумок.
— Я своего согласия не дам! — каркает Кондор. — Для того и прилетел: пора положить конец своеволию!
— Твоей власти над ними пришел конец. По вашим документам Ральф мертв, погиб в катастрофе. Он останется здесь.
— Этого только не хватало! — орет Кондор и нервно хлопает крыльями, поднимая облака пыли и мелких камешков. — Этого фантома Ральфа я придумал, он принадлежит мне, он — смысл моей жизни и доказательство моей правоты. Верни мне его, Оразд!
— Зол же ты, Кондор! Сам же прислал его ко мне, злорадствовал, что он слеп. А когда понял, что величайшее счастье именно в любовной слепоте, явился, чтобы и ее у него отнять.
— Это еще не всё, Оразд. Я сам хочу здесь остаться, а он мне мешает.
— Зачем? — спрашивает Оразд. — Зачем тебе здесь оставаться?
— Ради нее, — отвечает Кондор.
— Она красива, Оразд. — Птица вздергивает свою седую голову, косит глазом в сторону бумазейно-шелковой куклы. — Я же сам ее делал, собственными руками пришил ей глаза, прорезал рот. Думал, она уродлива, но вот Джаспер вживил мне электроды и… Ничего не могу поделать, Оразд, я люблю ее.
— Эй, ты, Ральф, о чем ты там размечтался, черт тебя побери! — прерывает нить воспоминаний голос Роми-Киприды. — Где ты снова витаешь! Забыл, что ли, что у тебя гостья?
— Извини, я, кажется, задремал.
— Небось, думал о той, у которой нет имени, но зато сто лиц?
— Наверное. Наверное, так оно и было, Роми. Я часто о ней думаю. Но после катастрофы туда, к ней, отравиться не могу.
— Что за катастрофа, дружок? — спрашивает Роми-Киприда голосом, который к лицу разве что старому патефону, и закуривает.
— Авиационная катастрофа, — отвечаю. — Несколько дней назад летел я в Детройт, просто хотелось убраться из этого отвратительного города, но взорвался двигатель… Понимаешь, вот так взял и взорвался, что-то там произошло. И я погиб.
Она снова заливается смехом.
— Ты, выходит, помер, а? — и продолжает в изнеможении кататься по кровати.
— Роми, я говорю вполне серьезно. Я даже в полиции проверял. И видел общий некролог с фотографиями. И я на них. Компания выплачивает страховку, но у меня нет наследников.
— Пойди и получи сам. |