-  А сейчас мне что делать?! - с отчаяньем воскликнула я.

    -  Нынче можете спать и так, благо, ночи теперь теплые, - предложил он. - Обо мне вы уже составили мнение. Я отнюдь не зверь, так что бояться вам совершенно нечего.

    С этим я не могла не согласиться, но все равно, спать голой в одной комнате с посторонним мужчиной мне очень не хотела.

    Впрочем, другого выхода у меня не нашлось, я вынуждено, согласилась и опять начала раздеваться. Теперь Ломакин не смущался, с удовольствием за мной наблюдал, отмечая у меня все новые достоинства.

    Что обо мне мог подумать Алеша, если бы все это увидел!  - ужасалась я. Однако получалось, что теперь у меня просто не было другого выхода.

    Дождавшись, когда я разденусь и лягу, он начал расстегивать панталоны, что опять оказалось для меня полной неожиданностью. Заподозрить его в коварных планах, я не могла, у него и в мыслях не было ничего такого, просто он снял с себя всю одежду, не обращая на меня никакого внимания. Только встретив мой недоуменный взгляд, объяснил:

    -  Я всегда так сплю, привык еще в воспитательном доме.

    -  Да, конечно, если привыкли, тогда другое дело, - вынуждено согласилась я, не представляя, как он ляжет голым на грязный, не метеный пол.

    Однако Ломакин, судя по всему, уже забыл свое обещание и, аккуратно сложив платье, спокойно лег рядом со мной.

    -  Думаю, ночью непременно будет гроза, - сказал он, глядя в потолок. - Летом в такую пору, когда особенно жарко, всегда ночами бывают грозы. Вы, Алевтина Сергеевна, боитесь грозы?

    -  Нет, не боюсь, - ответила я, отодвигаясь от него на противоположную часть постели.

    -  Значит, я был прав, вы совершенно удивительная женщина!

    -  Вы, Иоаким Прокопович, преувеличиваете, мне кажется, я самая обыкновенная.

    Он не стал возражать и, закрывая глаза, попросил:

    -  Ежели я буду храпеть и вам мешать, то троньте меня за плечо, я и перестану.

    -  Хорошо, - растеряно сказала я.

    Мне казалось, что после чувств, которые недавно у него выплеснулись с необыкновенной силой, он должен был вести себя со мной как-то иначе.

    Ломакин опять, как утром в карете, притворился спящим, и начал воображать себя то действительным статским советником, то владельцем роскошной кареты, о которой с завистью, судачит весь Петербург. Мне это показалось немного странным, но беспокойства не вызвало. Мало ли о чем мечтают люди. Мне он не мешал, в мою сторону не смотрел, и я решилась сбросить теплое оделяло, спать под которым в такую теплынь, было совершенно невозможно.

    Так мы и лежали на разных концах широкой кровати и думали каждый о своем. В маленькое окошко надоедливо бились мухи. Со двора временами слышались громкие голоса, проезжие требовали у смотрителя лошадей и ругали дорожные беспорядки. Незаметно для себя, я уснула.

    Проснулась я внезапно, посреди ночи. За окном было темно и где-то далеко, громыхал гром. Дышать было тяжело, на грудь навалилась тяжесть, и учащенно билось сердце. Я отдышалась, успокоилась и вспомнила разбудивший меня сон. Опять ко мне явился ангел-искуситель. Снова нежный голосок звал меня к каким-то друзьям и смущал душу посулами и комплиментами.

    Интересно, кто теперь за мной подсматривает, подумала я, вспомнив малорослого бородача. Иоакима Прокоповича в темноте видно не было, он лежал на прежнем месте, так же как и раньше, на спине. С трудом, отогнав наваждение, я попыталась снова уснуть. Однако вместо сна, услышала мысли своего вынужденного соседа.