Сьерра была в восторге. Она представила меня своим друзьям, пощупала мое платье, ухватившись рукой прямо за мою грудь, а затем она запрокинула голову назад, чтобы все мы могли убедиться, что у нее самая длинная шея.

Она сказала:

— Вот, тебе нужно немного… — откуда-то она достала светящуюся в темноте косметику.

— Закрой, — скомандовала она. Я закрыла глаза. Я почувствовала, как она провела по моим глазам и губам.

— Открывай, — Сьерра улыбалась мне во весь рот. — Теперь ты одна из нас.

Это никогда не будет так.

— Иди, — сказала мне Сьерра, махнув рукой. — Развлекайся. А затем возвращайся и расскажи мне обо всех сказочных местах, которые ты посетила.

— Конечно, — ответила я. — Сейчас повеселюсь. Непременно.

Не то чтобы меня отшили, но чувствовала я себя именно так. Сьерра на самом деле думала, что я собиралась упорхнуть со своим свежеразукрашенным светящимся лицом к ее клевым друзьям. Это была вечеринка из детей, а детям нравятся другие дети.

Может, я даже не представляла, какого это.

Я прошла через темную гостиную (бледный диванчик был аккуратно разукрашен светящимися красками) в темную кухню (столешница была забрызгана краской), а затем в темное что-то-еще (ничего светящегося, кроме стеклянного кофейного столика, неидеально отражающего мое лицо). Музыка играла отовсюду. В воздухе витал аромат апельсинов, кренделей и неонового розового.

Пока я медленно ходила между группками разговаривающих людей, с которыми только познакомилась, я думала о том, что Л.А, не был местом для одиночества. Все места предназначались для того, чтобы не быть в одиночестве, но Л.А. был городом, что славился легким и беззаботным общением. Этот город указывал на то, что для тебя чертовски невозможно завести знакомства, раз уж ты не можешь сделать этого в Л.А… Это было место для улыбок, держания за руки и поцелуев с незнакомцами, и если ты не завел друзей, то это потому что не улыбался, не держался за руки и не целовался. Роль незнакомцев была неважна.

Как давно я уже здесь?

— Изабел!

Это был Марк. Марк Сьерры. Он был с группой парней, которые немного походили на него — милые, безвредные, загорелые и заботливые. Они были различимы, потому что стояли возле стеклянной стены. Позади них был склон и беспокойный Л.А..

— Вы, ребята, не светитесь в темноте, — сказала я.

— Мы и без того достаточно яркие, — ответил Марк. Его друзья рассмеялись. Я — нет. — Хочешь выпить?

— Что-то, что не светится? — спросила я. — В этом месте существует простая вода?

— Вода! — сказал один из его друзей. Его козлиная бородка была безупречна.

— Здесь? Это не кошерно, чувак.

— Я думаю, это наверняка единственная кошерная вещь здесь, — раздраженно ответила я. — Ты вообще знаешь что-то о еврейском народе?

— Мне сделали обрезание, — ответил он. — Это по-еврейски, так ведь? О, постой, Иисусе, ты — еврейка?

Я посмотрела на него. Медленно моргнула. Разомкнула губы. Он смотрел. Я сказала:

— Я думала, ты собирался принести мне воды.

Он подскочил, чтобы найти ее. Марк рассмеялся в полном восторге.

— Прекрасная работа.

В подтверждение я сузила глаза. В самом деле, весь секрет был в том, чтобы почти ничего не говорить, а затем, когда открываешь свой рот, сказать что-то ужасное. Тогда все они сделают то, что ты захочешь.

Марк поспешил заполнить тишину.

— Мы с Граббом здесь говорили о, ну, том парне, который приземлил истребитель после того, как отвалилось крыло.