Бросив на Элиссу сочувствующий взгляд, Хардинг ушел, оставив ее в обществе Белтона.

– Я отведу вас в камеру, где вы сможете расположиться, – сказал Белтон. – Позднее тюремщик принесет вам еду и воду. Конечно, еда здесь не такая обильная, как та, к которой вы привыкли, но для такой малютки, как вы, пожалуй, хватит. Пойдемте, мистрис.

Набравшись смелости, Элисса сказала: – Я леди, так что извольте обращаться ко мне как положено.

– Здесь вы никто, мистрис, дьявол бы вас побрал? А теперь следуйте за мной.

Прижав к себе сумку онемевшими пальцами, Элисса почувствовала, что ее покидают остатки мужества. Она брела вслед за Белтоном по узкому коридору, а потом они поднялись вверх еще на один пролет. Наконец лейтенант Белтон остановился перед толстой дубовой дверью. Сняв с пояса внушительных размеров связку ключей, он долго гремел ими, выбрал наконец нужный ключ и вставил его в замочную скважину. Замок щелкнул, Белтон открыл дверь и втолкнул Элиссу в камеру.

Положив на пол свою сумку, Элисса огляделась по сторонам с растущей тревогой. В камере пахло сыростью и гнилью. Задул промозглый сквозняк. Подняв голову, Элисса увидела на противоположной стене маленькое окно, забранное решеткой. Она еще сильнее задрожала, когда по камере пробежало очередное холодное дуновение. Заставив себя отвернуться от окна, Элисса увидела узкую койку, накрытую грязными простынями и единственным обтрепанным тощим одеялом. Только бы тут не было вшей и блох, промелькнуло у нее в голове. Никакого источника тепла в камере она не приметила, а о помойном ведре, стоявшем в темном углу, даже думать не хотелось.

От чудовищной вони, исходившей от ведра, к горлу Элиссы подступила тошнота, и она едва не упала в обморок. Потрясенная увиденным, она перевела взор на Белтона, вопросительно приподняв брови, и стала ждать ответа на невысказанный вопрос о том, как он мог привести ее в такую ужасную камеру.

– Устраивайтесь поудобнее, – посоветовал Белтон. – Со временем вы ко всему привыкнете.

Сердце тревожно забилось в груди Элиссы, понимавшей, что к такому кошмару она не привыкнет никогда.

– Тюремщик принесет вам еду и свечу, – сказал лейтенант Белтон. – Свечу берегите, потому что одна свеча полагается на три дня. Помойное ведро выносят по утрам, еду подают дважды в день – утром завтрак и потом еще раз, днем, – пояснил он. – Если что нужно, говорите тюремщику, он решит, как поступить. Если есть деньги или ценности, лучше отдайте ему, и он обеспечит вас минимальным комфортом, которого просто так вам не видать. Нет денег – обратитесь к кому-нибудь из знакомых, тюремщик поможет связаться с ними.

– Минимальным комфортом? – переспросила Элисса. – Я не понимаю, что вы имеете в виду.

– Я говорю о теплом одеяле или кусочке мяса в супе, – пояснил лейтенант. – Возможно, о грелке, которая поможет вам согреться.

– Денег я с, собой не взяла, а в Лондоне никого не знаю, – прошептала Элисса.

– Что ж, это очень плохо. В таком случае всего вам доброго, мистрис. – С этими словами он вышел из камеры и запер за собой дверь, отрезав Элиссу от остального мира. Никогда в жизни она не чувствовала себя такой одинокой и несчастной. У нее было чувство, будто жизнь медленно покидает ее.

Она опустилась на койку, слишком измученная и напуганная, чтобы спокойно обдумать сложившуюся ситуацию. Когда она села, под ней зашелестела солома, а от комковатого тюфяка поднялся отвратительный влажный запах. Потом из-под койки выползла крыса. Посмотрев на Элиссу, она заползла под ее влажную юбку. Элисса оцепенела от ужаса.

Не в силах закричать, она вскочила с койки и забралась на табурет. Крыса встала на задние лапки и посмотрела на нее ясными бусинками своих глаз.