— Копайте яма на свой размер, — приказал немец.

Шофер отошел в сторону и встал позади офицера. Политрук с трудом поднялся на четвереньки, сел на корточки; потер затекшие руки, поднял лежавшую рядом лопату. Медленно начал ковырять сухую землю.

Солнце багровым закатом окрасило эту сцену. Наступила тишина. Настя слышала, как бьется ее сердце. Немец несколько раз оглядывался на закат, смотрел на часы. Видимо, начал нервничать. Солдат-шофер стоял как истукан, безразлично наблюдая за работой политрука. Васька ерзал, перекладывая с места на место свой автомат. Когда верхний травяной слой был снят, дело пошло заметно скорей. Лопата легко входила в песок, но остатки сил покидали пленника. Выбрасывал он понемногу, и чем глубже становилась яма, тем меньше песка было на лопате.

— Вы не желаете смерть. Я приказал. Надо копайть скорей. Вы долго хотели тянуть. Каждая минута — жизнь.

На это замечание политрук не обратил никакого внимания, как будто не слышал его.

Красное зарево на горизонте сужалось в полоску. Наступали сумерки. Васька дергал тетку за юбку и, когда та оглядывалась, показывал на автомат. Женщина делала большие глаза, грозила пальцем.

Офицеру, видимо, надоело ждать. Он подошел к пленнику, заглянул в яму, усмехнулся, не оборачиваясь приказал что-то шоферу. Пленник, видимо, понял приказание. Медленно поднял голову и долгим взглядом посмотрел на офицера. Шофер козырнул, залез внутрь машины, минуту возился там и наконец вытащил большой тесак.

При виде тесака Настя оглянулась на Ваську, замотала головой, показывая на ружье. Васька только этого и ждал. Быстро приложил автомат к плечу и, когда солдат подошел к офицеру, нажал на спусковой крючок. Длинная звонкая очередь разрезала тишину. Немцы упали. Настя одновременно, чуть ли не с первым выстрелом вскочила, словно кто пружиной ее подбросил, подбежала к немцам, выхватила пистолет у офицера и села на него верхом. Васька бросился за ней к шоферу, вырвал тесак.

— Бей его по башке! Бей! — крикнула Настя не своим, визгливым голосом.

Васька бросил на землю автомат, двумя руками схватил тесак за рукоятку, взмахнул и что есть силы ударил солдата по голове. Хрустнула кость, как арбуз раскололся. Солдат вздрогнул и замер.

— Бей его, Вася! Бей! — продолжала выкрикивать женщина, прижимая к земле немца.

Офицер заворочался. Настя от неожиданности, почувствовав под собой живое, шарахнулась в сторону, но не растерялась, а направила дуло пистолета на лежавшего.

— Русс… не надо… не надо. Не убивай, — умоляюще залопотал офицер хриплым голосом. В горле что-то клокотало.

Настя с удивлением смотрела, как из глаз немца, полных ужаса, покатились крупные слезы, как он встал на колени, протягивая к ней руки с мольбой.

— Не надо, русс! Я не хотел смерть… нельзя убивать… Русс! — Он пополз на коленях к женщине. Настя пятилась.

— Ах ты, мразь проклятая! — вдруг рассердилась она. — Ты можешь убивать, а тебя нельзя.

Васька убедился, что солдат мертв, поднял свой автомат и молча смотрел на тетку, ожидая распоряжений. Он так же, как и она, не знали, что делать дальше.

— Товарищ! Дайте сюда пистолет, — услышала вдруг Настя спокойный твердый голос политрука.

Она совсем забыла о нем и сейчас очень обрадовалась, получив приказание.

— Это не враг, а бандит, — сказал политрук, беря из рук освободительницы пистолет. — Помоги!

Настя, не спуская глаз с офицера, который замер в умоляющей позе, помогла встать раненому. Опираясь о плечо женщины, он прицелился и выстрелил. Немец без звука ткнулся лицом вниз.

— Все! Это бандиты, — добавил политрук после выстрела, когда снова наступила тишина.