Сокращая дорогу, Василий пошел напрямик тропинками. Неожиданно вдалеке впереди послышалось тарахтенье колес, скрип телег. Василий остановился в нерешительности. Идти прямо или потерять несколько минут, свернуть на дорогу, посмотреть — что там такое? Вчера утром отец ждал какой-то немецкий обоз, потому и ушел с пожара. Вдруг в голове мелькнула догадка: «партизаны». Крупными прыжками бросился наперерез доносившимся звукам.

В палатке командира сидел безногий. Вихарев, улыбаясь, крепко пожал ему руку.

— Ну как? Потери большие? — спросил инвалид.

— Нет, Савелий Иванович, двоих ранило шальными пулями, один убит. В деревне четверо пострадали. Словом, дешево купили. Ты подожди. Офицера живьем привезли. Потолкуем.

Безногий усмехнулся. Расправив пушистые усы, сел в угол. Вихарев вышел и скоро вернулся с пленным.

— Садитесь, господин. Садитесь. Вот стульчик складной вашего производства. Хорошие стулья для штабов делают у вас, надо быть справедливым.

Говоря это, Вихарев поставил складной походный стул перед офицером, а сам сел напротив, достал из папки бумагу, карандаш.

Офицер, не поворачивая головы, ворочал глазами во все стороны. Заметил в углу безногого.

— Вы тоже? — спросил офицер по-немецки.

— Да. Я тоже здесь. По вашему приказанию пришел. Точно в семь часов. В деревне вас не нашел. Сказали, что здесь надо искать вас.

— Он по-немецки говорит? — спросил фашист, не поняв насмешки инвалида.

— Кое-что понимает.

Склонившись над бумагой, Вихарев с любопытством прислушивался к незнакомым словам. Он всегда с уважением относился к безногому. Узнав, что тот свободно говорит по-немецки, стал ценить его еще больше. Вихарев привык считать, что иностранные языки доступны только ученым людям, а тут вдруг простой крестьянин владеет немецким языком. Любопытства ради он привозил из города немецкие журналы, газеты и с удивлением слушал бойкий перевод подписей под фотографиями. Сделал попытку организовать в колхозе под руководством Филиппова кружок по изучению немецкого языка, но желающих, кроме него, не оказалось. Решил заниматься один, да все некогда было.

— О чем это он, Савелий Иванович? — спросил командир, не поднимая головы.

— Интересуется, как я сюда попал. Спрашивал: не говоришь ли ты по-немецки… А ведь боится он тебя, Вихарев. Все они молодые на один манер, как я посмотрю. Гитлеровское племя. Пакостливы как кошки, а трусливы как зайцы.

Услышав имя своего вождя, офицер насторожился, безногий равнодушно переложил костыли, достал из кармана коробку с табаком, принялся скручивать папиросу.

— Я бы тоже хотел закурить. Спросите, можно ли?

— Курите. Я разрешаю, — ответил безногий.

Офицер вытаращил глаза на инвалида. Теперь он понял роль безногого в отряде. Дрожащей рукой стал шарить по карманам. Долго не находил портсигара.

— Вы не желаете? Хорошие папиросы, — протянув портсигар безногому, заискивающе предложил фашист.

— Ворованных не надо. Мы свои курим.

Офицер сунул папиросу в рот, торопливо спрятал портсигар. Не было спичек, просить не решался.

— Вихарев, дай ему прикурить.

Командир все так же, не поднимая головы, положил коробку спичек на стол. Повисла тишина. Командир писал донесение о проведенной операции. К донесению он хотел подколоть протокол допроса и карту с указанием места, где будет зарыт захваченный груз.