Единственное украшение — бездушный эстамп с изображением яхты на стене, как нельзя более подходящий этой комнате.
Грейсон прождал еще пятнадцать минут, и наконец в комнату вошел его инспектор-попечитель.
— Доброе утро, Грейсон, — поздоровался агент Тракслер.
Вот уж кого Грейсон никак не ожидал здесь сегодня увидеть.
— Вы?! Что вы тут делаете? Вам недостаточно, что вы мне всю жизнь испохабили?
— Не имею ни малейшего представления, о чем ты.
Ну конечно, такого ответа и следовало ожидать. Это ведь правда — Тракслер не просил Грейсона что-то сделать. Фактически, он подчеркнуто говорил ему, чего не делать.
— Прошу прощения за долгое ожидание, — сказал Тракслер. — Если тебе от этого станет легче, могу сообщить, что Грозовое Облако и нас, агентов, заставляет ждать перед встречей с вами.
— Зачем?
Тракслер пожал плечами.
— Это загадка.
Он сел напротив, взглянул на бездушную яхту с тем же отвращением, что и Грейсон, и начал объяснять, почему оказался здесь.
— Меня перевели сюда из Фулькрума с понижением. Я был старший агент, а теперь я инспектор-попечитель в этой провинции. Так что не только тебя одного понизили в статусе из-за этого дела.
Грейсон сложил руки на груди. Он не испытывал ни малейшего сочувствия к собеседнику.
— Надеюсь, ты начал приспосабливаться к своей новой жизни, — сказал Тракслер.
— Ни черта я не начал, — отрезал Грейсон. — Почему Грозовое Облако записало меня в негодные?
— А я-то думал, что ты достаточно умен, чтобы самому это понять.
— Значит, недостаточно.
Тракслер приподнял брови и испустил долгий вздох, долженствующий продемонстрировать, какое глубокое разочарование он испытывает от несообразительности Грейсона.
— Поскольку ты негодный, ты должен регулярно являться сюда на встречу со мной, твоим попечителем. Таким образом, мы с тобой можем общаться, не возбуждая подозрений в тех, кто, возможно, следит за тобой. Вот почему меня перевели сюда и сделали твоим инспектором-попечителем.
Ага! Значит, тому, что Грейсона скинули в негодные, имелась веская причина! Это часть какого-то более обширного плана. Казалось бы, узнав об этом, он должен был почувствовать себя лучше, но ничего подобного.
— Мне жаль тебя, — сказал Тракслер. — Негодизм — тяжелое ярмо для того, кто его не желает.
— Можешь измерить свою жалость по шкале от одного до десяти? — съязвил Грейсон.
Тракслер усмехнулся:
— Чувство юмора, пусть даже черного, — хорошая штука. — И перешел к делу: — Я так понимаю, что ты проводишь бóльшую часть своего времени дома. Как друг и советчик предлагаю тебе начать ходить в места, где собираются другие негодные. Может, подружишься с кем-нибудь, — глядишь, и легче станет.
— Не хочу я никуда ходить.
— А может, на самом деле очень даже хочешь, — сказал агент Тракслер мягко. Почти вкрадчиво. — Возможно, тебе до такой степени захочется вписаться в окружение, что ты начнешь вести себя, как негодный, одеваться, как негодный, сделаешь себе какую-нибудь телесную модификацию, чтобы показать, как тебе нравится твой новый статус…
Грейсон не торопился отвечать. Тракслер ждал, пока собеседник не уложит в голове его предложение.
— И-и… если я это сделаю? — спросил Грейсон.
— Тогда, думаю, тебе многое откроется. Может быть, что-то такое, чего не знает даже Грозовое Облако. У него, понимаешь ли, имеются слепые зоны. Маленькие, конечно, но они есть. |