Оглядываюсь.
Точно, с лопасти угробленного вертолета, по соседству с которым мы десантировали, свисает какое-то мочало. Я точь-в-точь рядом с ним приземлился.
А сержант, когда мне руки заламывал, харей мог запросто в эту дрянь угодить. В темноте-то не видно…
— «Жгучий пух»? — спрашиваю.
— Вроде того. Пальцами шею не трогайте. В аптечке имеется перекись водорода… Обоим: промыть раны немедленно! А вы, Осипенко, будьте добры,
наложите им пластырь.
…Мы шли по каким-то кустам, меж деревьев, казавшихся в ночной темени изуродованными металлическими фермами, шли по лысой земле.
Тут, на Затоне, трава не росла сплошным покровом, она перла из почвы отдельными мелкими кочками. Тут пучок, там пучок, сям пучок… Голая земля
разве только не отсвечивала в мертвенном лунном сиянии, как макушка Озёрского.
Боль оглушила меня, я едва соображал.
Не успев как следует очухаться, мы начали движение. Приходилось смотреть под ноги, бдительно вертеть башкой и стараться не отстать от прочих. Я
шел замыкающим. Но куда меня вели и как долго мы топали, я бы не вспомнил даже под пыткой. Во мне все еще плескалась боль — утихшая, но не умершая
окончательно.
Поэтому я сначала наткнулся на спину капитана и только потом осознал, что две секунды назад Гетьманов скомандовал: «Стой! Мы на месте».
Под ногами хлюпала вода. В тысяче мелких луж плавали осколки лунного света. Перед нами стеной стояли камыши или прочая речная растительность. За
камышами мерцал свет.
Гетьманов поднес к губам продолговатую свистульку и над водой раздался троекратный протяжный крик неведомой мне болотной птицы.
— Стойте. Подождите, пожалуйста, — велел наш ведущий.
Полминуты спустя из сердцевины ночи раздались ответные девять жалобных свистков с тремя длинными перерывами.
— Признали… Ну, слава Богу, живы.
Павел Готлибович потоптался на месте, приглядываясь, сделал пяток шагов направо, потом десяток — налево и, наконец, нашел узенькую тропку через
заросли. Мы шли один за другим. Сначала воды было по щиколотку, затем вода стала заливаться за голенище сапога, — к счастью, совсем скоро Гетьманов
вывел нас на сушу.
И тут я увидел такое, ради чего стоило побывать в Зоне.
Над болотом возвышался невысокий холм. Вся его верхушка была разворочена глубокими канавами и бороздами. Словно в недрах этого бугра взорвалась
авиабомба изрядных размеров, или оттуда вылезло гигантское насекомое, расправило крылья и улетело, оставив за собой руины земляного жилища.
Над вершиной стояли пять столбов пара, подсвеченного снизу желтоватым сиянием. Столбы время от времени сдвигались с места и медленно дрейфовали
то в одном, то в другом направлении… Сказочное это зрелище достойно было поэта или художника.
— Стой, кто идет! — раздалось из кустов у основания холма.
— Профессор Гетьманов, первый заместитель директора Международного научно-исследовательского центра, — ответил ведущий.
— Проходите.
Мы миновали часового.
У самой глубокой канавы Гетьманов остановил нас.
— Что это такое? — спросил я.
— Там, внизу, на дне углубления, — радужная жижа фантастического состава. Такой биохимии не наблюдал еще никто на Земле. А под ее поверхностью
плавают аномалии, вошедшие в сталкерский сленг под названием «жарки»… вам известно что это?
— Да, конечно. |