|
Побудете, Павел Готлибович? Почему вы так смотрите на меня? Повисла неудобная пауза. Гетьманов должен был, в сущности, отдать простой приказ: эксперименты на хер, сворачиваемся и топаем к тому месту, откуда всех заберет вертушка. За второй частью группы направляем гонца. Прямо сейчас. Ну! А Гетьманов никак не мог решиться. И я его, в сущности, понимал. Во-первых, кто не спасует перед такой энергичной… дамой-доцентом? Во-вторых, — и это главное, — нормальный ученый живет своей работой. А всё остальное автоматически оказывается у него на втором плане. В том числе семья, здоровье и безопасность. Наш ведущий, наконец, решился: — Мне очень жаль, но на эти вещи у нас сейчас нет времени, Жанна Афанасьевна. Банда Репы находится в непосредственной близости от Затона. Сейчас они, я уверен, совсем рядом, в двух шагах… — По оперативным прикидкам, Репа уже в восточной части уровня Затон, — пришел к нему на помощь Осипенко. Ну вот, всё нормально. Сейчас снимемся, потянем все эти многопудовые тележки по болоту, выйдем к точке встречи с «вертушкой» и, даст Бог, благополучно ее дождемся. Тут Жанна Афанасьевна, анархистка и факел науки, сложила молитвенно ладони и трогательно взмолилась: — Павел Готлибович! Дорогой! Только десять минут. Всё уже готово! Нажать несколько кнопок и снять показания. Всё! Больше ничего не понадобится. На коленях вас прошу, родненький! — Вы ставите всех нас в крайне рискованное положение… — Ну Па-авел Готлибович… — канючит Жилко. — Ну пять минут… Это же такая ерундовая ерундовина! Вот бабы! Им всё кажется, если какую-нибудь опасную напасть назвать уменьшительно-ласкательно, она станет менее опасной напастью. Я уже знаю, чем это кончится. Секите фишку, ребята, сейчас она заплачет. Вот стерва. — Нет. Нет, нет и нет! — Гетьманов категоричен. — Это смертельно опасно! — вовсю ассистирует ему капитан. Малышев негромко хихикает у меня за спиной. Жанна Афанасьевна закрывает лицо руками и вздрагивает всем телом. Это такой пробный аккорд рыданий. За ним еще два. Ну, понеслось… — Всю жизнь… — слышится из-под ладоней, размазывающих слёзы по впалым щекам. — Всю свою жизнь я мечтала об этой секунде… — Не плачьте, Жанна Афанасьевна… Нам бы надо… уже… Осипенко махнул рукой и отвернулся. Ее величество плачут! Холопам остается только ждать. — И ведь больше никогда… никогда-а-а… — чувственно подвывает Жилко. — Это несправедливо! Женщина в Зоне — всегда очаг нестабильности. — Три минуты. Вы слышите, Жанна Афанасьевна? Я даю вам только три минуты! — смирившись, наконец соглашается Гетьманов. Это значит — делай что хочешь, только не плачь. Пусть нас всех перебьют, главное, чтобы ты была довольна своими научными результатами. — Павел Готлибович! — не скрывая восторга, всплескивает руками Жанна Афанасьевна. Ее слезы вмиг высыхают. — Вас надо канонизировать! Мы! На одно мгновение! У нас всё готово! Да мы… прямо сейчас… немедленно! …Минут через пять им всё-таки удалось раскочегарить аппаратуру. Тем временем Осипенко расставил всех четырех стрелков, какими располагал, по разным точкам острова. — Группа эскорта! Отдаю приказ: стрелять — при малейшем шевелении. |
