|
— В самый раз. Идея есть одна… — А? — и на лице у него написан вопрос: «Что за идея?». А в глазах — мучительное желание сбежать. — Погодь, — говорю. — Задержим их тут как следует. Ты только помоги мне. Ну, он военный, понты, туда-сюда, не хочется ему показывать, что зассал. Это ж ясно. — Смотри. Я размахнулся и отправил одну гранату за холм. Рвануло. Оттуда донеслись такие вопли! Такой истошный, отчаянный крик! Очень хорошо. Ну получите, твари, вторую. Хорошо легла! Опять взрыв — чуть левее — и опять адские крики.. Вот вам еще сюрприз, дармоеды! Я в беге и прыжках не силен, вот только дар у меня один есть — далеко метать тяжелые штуки. А если понадобится, то и очень далеко. И вам, чмошникам, даже представить себе трудно, откуда я могу заметнуть эргэшку прямо вам под ноги! — А теперь, давай, братишка, глянь в прицел. Сейчас те, кто там жив остался, нас своими гранатами забросать попробуют. Прямо с вершины холма. Ты уж не подведи, херакни им в самый что ни на есть момент! — Да понял, не дурак… Приник парень к своей металлической ляльке, водит ею вправо-влево… Бабах! И орет мне в самое ухо: — Пригнись! На самой вершине холма опять рвануло. И рвануло — мое почтение! Осколками возле нас все камыши в мелкое крошево посекло. Понятно мне: отважные твари — эти бандюки. К несчастью для них, вместо того, чтобы накупить старых добрых простецких эргэдэшек, они набрали дорогих и лукавых эргаошек. А меж тем учиться надо с такими штуками работать, мать вашу, раздолбай! После того как снайпер их гранатчика пристрелил, трехсотграммовая рифленая дура брякнулась у него из руки на землю, и какой-то долбонавт двинул по ней ногой, хотел отправить ее подальше. Не знал он, что эргаошка срабатывает от удара. И теперь там у них очень думственно стало. Разлет осколков от этой дряни такой, что мало не покажется. И какие осколочки! Эх… — Уходим, пока передышка! Прав мужик. Потому что если нам в спину метнут такую дуру, то все эти осколочки будут наши… В общем, побежали — страх придавал нам прыти. Догнали Малышева с Гетьмановым в два счета. — Точно ли погибла Жанна Афанасьевна? Вы это видели? Вы пощупали пульс? — вцепился в меня Гетьманов. — Труп. Без вопросов. Она мне оставила… — тянусь в карман за флешкой, и тут метрах в сорока от нас взрывается граната. Другая. Третья. Все с недолетом, понятно, но все — эргаошки. — У-у-у-у! — стонет Гетьманов, схватившись за щеку. — Вот гнида! — ругается снайпер. Из продырявленного осколком вещмешка Малышева сыплется барахло. Вот зачем мы тут задержались? Осколок от РГО наверняка убьет с пятнадцати метров, скорее всего с двадцати пяти. До нас и того дальше. Но не настолько, чтобы оставаться тут было безопасно. Оказалось еще у Гетьманова ранение — через всю щеку до уха, а снайперу левую ладонь посекло… Инвалидная команда! — Всё, уматываем! Профессор, веди, мать твою, — разворачиваю Гетьманова в ту сторону, куда он двигался с Малышевым, пинком придаю ему ускорения. Гетьманов бежит сквозь заросли осоки, зажимая щеку ладонью. Сквозь пальцы просачиваются струйки крови. Все мы несемся за ним. |
