|
Второй снаряд из гаусс-пушки разнес его вдребезги… Зайца отшвырнуло к поручням, ударило, закрутило… перед смертью он издал длинный стон. Большой осколок распахал ему грудь и горло. Гетьманов, Франсуа с двумя своими бойцами, оставшийся «долговец» и мы с Малышевым рванули к берегу. Реденький лес создавал нам хоть какую-то защиту. Еще раз тявкнула винтовка снайпера. — Лежи, уродец… Павел Готлибович, стойте! Туда нельзя, бандюки разделились, вас отсекут от леса! Гетьманов встал как вкопанный. — Так. На вертолет мы уже не попали. Стоит, не знает, куда нас вести. Тяв! — Готов, голубчик… Сейчас же падает один из «лощеных» стрелков с дырой в виске. Его роскошный бельгийский автомат тонет в обычном русском болоте. — Ложитесь. Мне надо подумать, — велит нам Гетьманов. Мы подчиняемся. Франсуа что-то зло бросает ему на своей лягушачьей мове. Со стороны бандюков раздаются автоматные очереди. «Долговец» поливает почти невидимого врага ответным огнем. Тяв! Больше у них нет снайпера. Третий снаряд гаусс-пушки бьет в сходни. Р-р-рав! Больше и у нас нет снайпера… Очередь из крупнокалиберного пулемета поднимает в метре от меня веер земляных фонтанчиков. — Слушайте меня! — поднимает голову от земли Гетьманов. — Уйти нам не дадут. Но на Затоне есть позиция, где мы сможем обороняться, пока не появится связь. А там, я надеюсь, и помошь придет. Давайте… за мной… обратно через все эти железяки… Вперед. Сварная будка вздрагивает от прямого попадания и с диким скрежетом распадается — канониры гаусс-пушки, как видно, решили, что там может скрываться кто-то из нас. — Бежим! — кричит Гетьманов. Мы несемся за ним. Нас осталось пятеро. Автоматные и пулеметные очереди вспарывают старое железо, пули с воем отскакивают от труб, свинец рикошетит в воду, жарит по кустам, уходит в небо. — Быстрее! Мы уже миновали опасную зону, нас уже скрывает от бандюков болотный кустарник. Вдруг еще один иностранец в экзоброне падает в грязь с простреленным черепом. Срезала его шальная пуля, выпущенная наугад… Гребаный Франсуа, пузатенький френч в попсовых очочках, бросается, как коршун, к телу стрелка, срывает рюкзак, роется там… Да какого буя? Жить надоело? — Надо его подождать, — останавливает нас Гетьманов. Наконец этот петух французский вынимает из рюкзака сверток и догоняет нас. Видно, что сверток тяжелый и бежать брюхану приходится с напрягом. Пот катится по роже, как дождевые капли по ветровому стеклу. Он живо отстает. Тогда Гетьманов разворачивается и тараторит что-то неведомое. Франсуа отвечает ему парой слов, он вообще едва говорит, чуть не падает. — Забери у него. И постарайся сберечь. Это важно. Для нас важно, — велит сержанту Павел Готлибович. Франсуа мотает башкой, нет, какого хрена, мол, это мое… Малышев молча вырывает у него сверток, а Гетьманов бросает две фразы по-французски, и очень понятная у них интонация: «Не кипешись, потом отдадим, а сейчас жизнь дороже». Мы взбиваем тину, перебегаем по сухим участкам, пригибаясь, слышим короткие злые очереди за спиной и отвечаем на них своими короткими злыми очередями. |
