|
— Осторожно! — кричит Гетьманов. — Здесь надо очень осторожно! След в след. На бережке щелкает на нас гляделками некрупный рак-гороскоп. А рядом с ним — фляга, кем-то забытая и в блин расплющенная гравиконцентратом. — Осторожно, — повторяет Гетьманов. — Он ветвистый. Слева от нас — старый катер и моторная лодка, брошенные хрен знает когда. Причем лодка уже почти рассыпалась, так, одни контуры видно, дерево сгнило к херам, а катер ну новехонький, муха не сидела. И даже мотор в нем порыкивает. Такое вот чудо Зоны! — Не ближе… пяти шагов, — хрипит Гетьманов. Он выдохся. И долбаный Франсуа тоже выдохся, только еще хуже. Этот едва копыта переставляет. И его точно пристрелят. Догонят и пристрелят, он не уйдет — уже ясно. — Кто он вообще? — спрашиваю сержанта. — Генеральный поисковик команды «Пополь». Через него все наши деньги… — Стой… — негромко командует Гетьманов. — Вот что, молодые люди… Генеральный поисковик падает в грязь, не дойдя до нас десятка шагов. Ворочается в грязи, подымается, падает… Потом встает на четвереньки и все- таки бредет к нам. Гетьманов отдышался и продолжил: — Вот… что… Смотрите… туда… Смотрим. Носом на склоне холма, кормой в низине, накренившись, но не завалившись набок, стоит… я, ребята, в речфлоте не Копенгаген, а потому не знаю как это назвать: баржой или сухогрузом? Груда стали, когда-то плававшая, а теперь медленно распадающаяся в хлам. Здоровые дыры в бортах. В задках у металлической горы — каюты, рубка управления, антенны, в общем, несколько этажей человеческого жилья. А спереди — какая-то сторожевая вышка, возведенная теми еще столярами, а потому скособоченная, как старая карга с ревматизмом. На борту крупными буквами выведено: «Скадовск», а на носу — звездочка. Чуть поодаль — несколько грузовиков. ЗИЛы, ГАЗы — ожидают тут пришествия шофёров из далекого 1986 года. — Там… можно… обороняться… пока не… Короче, кто добежит, тому и… тому и жить… Бе… гите… Малышев подскакивает к нему: — Павел Готлибович, я вас не брошу. Мы вас не бросим. Так не делают! Я в Качирском инциденте выжил! Зацените, ребята, если понимаете о чем я. На нас двое суток «нелегальная иммиграция» перла — то в виде толпы осатаневших доходяг, то в виде парней на грузовиках и с автоматами. А мы сначала хлебалом щелками, слезоточивым газом отбояривались, заграждения ставили, а потом остановили гостей свинцом. Мы не виноваты, что у них там, в сердце Азии, какая-то «маковая революция» выжала на север такое зверьё! Потом начальство никак решить не могло: наказать нас или наградить. Так и махнуло рукой, будто не было ни рожна, будто не рвалось в пределы России семьдесят тысяч бродяг, из них до трети — нарки, до половины — горькая уголовщина… Выжил я тогда чудом… Тем обидней сейчас умереть… И говорю: — Надо здесь бой принять. Тогда, может быть, все спасемся… — Верно! — вскидывается сержант. — Здесь драться правильней! — Не перебивай. |
