Сквозь пальцы просачиваются струйки крови. Все мы несемся за ним.
С вражьей стороны никто не суется в воду — желающих преследовать нас нет. И только пулемет захлебывается лаем, рассеивая пули наобум. Две или три
из них чмокают рядышком. Говорю снайперу:
— Можешь достать гада?
— Может, и могу, — отвечает он на ходу. — Но лучше бы нам не задерживаться.
— Поясни?
— Пулеметчик нас не видит. А вот когда их снайпер до холма доберется, тогда… тогда нам хана. Он — увидит.
Киваю — прав он. Светать начало. Уже не былая темень кругом, а мутноватая предрассветная серь. Хороший стрелок с хорошим стволом положит нас тут
как нечего делать.
А снайпер, резво швыряя мослы, спрашивает:
— Ты чего гранаты в белый свет кидал? Чё, ты так уверен был, ну… что бандюки именно там стоят? Мог же напрасно истратить!
— Не мог. Я точно помню, где у вас контейнеры с хабаром лежали. Ну, значит, и эти туда в первую очередь пошли… Такой был расчет.
— А откуда ты узнал, что они нас в ответ забрасывать гранатами станут?
— Так ведь мудачьё. Бандюки, отбросы. У них всегда рефлекс срабатывает: зеркалить, то есть сделать то же, что им сделали. Они вначале зеркалят, а
уж потом у них соображалка включается… Если вообще включается…
— Егором меня зовут, — добавляет снайпер и сует мне руку.
Торопливо жму ее.
— Тим.
— А?
— Ну, Тимофей.
— А.
Шпарим по Затону на пятой скорости. То на сушу выбираемся, то опять в холодную черную жижу ныряем. Где-то ее по колено, а где-то и по пояс…
Сколько минут мы сапогами тину глотали, по кочкам лазали и брызги во все стороны разбрасывали!
А за нашими спинами, где-то в отдалении, уже и хлюпать начало в болотной-то жиже. Стало быть, охотники за нами чапают.
— Пришли, — хрипло выдыхает Гетьманов.
Достает свою сигнальную свиристелку и начинает сигнал подавать. Как только отзвучал его сигнал, из-за растительности болотной слышатся ответные
трели. Идем на звук.
Посреди всей этой бесконечной тины стоит старая посудина на вечном приколе. У нее там надстройка, как у порядочной, а ближе к носу — кран. То ли
строительный, то ли грузовой. И там еще наворочены какие-то железные сходни, понтоны, чуть ли не причал в полный рост, хотя ни одной лодки не видно.
Ржавые трубы, будка, наскоряк сваренная из стальных листов… Рядом с краном, да еще на ржавой лесенке при надстройке стоят пять мужиков с
автоматами, а рядом еще двое, как бы главных — по всему видно — и у этих главных пистолеты. Из автоматчиков трое, судя по нашивкам, «долговцы», а
остальные двое — какого-то лощеного не нашего вида с крутыми рюкзаками, экзоброней и бельгийскими автоматами FN F2000, которые каждый дурак узнает
по охрененно дорогой компьютерной оптике.
— Кто такие?! — орет один из «долговцев».
— Буи большие! — глумливо отвечает ему Малышев. — Барсук, ты чё, урод, не признал?
— Ё… Ты, что ли? На чертей стали похожи…
Ну да. Еще бы! У Гетьманова рожа в крови, а остальные просто в болотной грязи по уши.
Павел Готлибович первым вылезает на железные сходни. Дышит он тяжело, разве собственные лёгкие не выхаркивает. |