Когда
мы давились словами песен и анекдотов, он молчал.
Сейчас он занимал какой-то крупный пост в «RuCosmetics», где занимался, кажется, чернобыльскими
артефактами применительно к дерматологии, то есть слабыми воздействиями на биологические структуры. Я считал это немного шарлатанством, поэтому,
когда Атос заезжал ко мне в Америке, особо не расспрашивал его об успехах.
Впрочем, статьи его я читал, и особого шарлатанства не обнаружил: типа
— «О лечении экземы наружным применением препаратов артефакта Е1333/а».
Он был чуть старше нас, пришёл к нам после армии и рабфака. Поэтому среди
нас, бывших школьников, он казался стариком.
Атос сразу съехал из общежития и жил за цирком, в съёмной квартире. Хозяйка была москвичка, женщина
из тех, про которых говорят: «Сорок пять — баба ягодка опять». Эта женщина сложной судьбы делала ему вполне определённые авансы, но за несколько
лет, кажется, так и не растопила его сердце.
Пьянок дома он никогда не устраивал, и я только несколько раз попал в эту квартиру. Однокомнатная
квартира в блочном доме — очень чистая. Просто даже вылизанная, с персональным компьютером, который стоил тогда почти как подержанная машина.
Этот
компьютер XT долгое время был предметом вожделений Портоса. Он готов был отдать десять лет жизни за право поставить его к себе на время, чтобы
зазывать наших однокурсниц поиграть в диггера.
Однажды он так достал Атоса, что тот вывернул карманы (денег оказалось неожиданно много) и
предложил всё за то только, чтобы не возвращаться к этому вопросу.
Портос устыдился, и больше мы к этому не возвращались.
Портос, впрочем, тоже
уже был здесь. Я узнал его по громкому голосу — несмотря на скорбный день, Портос орал на кухне. Он всегда говорил громко, и ему было наплевать,
слушают его или нет. Наш друг разговаривал ради собственного удовольствия — ради удовольствия слушать самого себя. Он говорил обо всем, за
исключением той самой науки, которую грызли мы вместе. Кажется, получив диплом, он радостно простился сточным знанием и принялся заколачивать
деньги.
В отличие от неудачников, что начинали с перепродажи некрупных партий мыла (я ещё застал таких научных сотрудников), он сразу стал
работать на крупные корпорации, связанные с медициной.
Жизнь его удалась, хотя веса он не сбросил.
Есть такой тип — жизнерадостного толстяка,
пышущего здоровьем.
Вот именно таким и был Портос. Единственно что — одевался он ужасно. Я никак не мог понять этой привычки моих сверстников, что
разбогатели в России. Они одевались так, как одевались в Америке сутенёры средней руки. Некоторые из моих сверстников нанимали специальных
имиджмейкеров, но это помогло не всем.
Портосу, я знал, не помогло вовсе.
Друг мой Портос сейчас рассказывал о своей бывшей жене — простодушно и
искренне, оставляя у всех присутствующих ужасно неловкое ощущение. Видно было, что жену он любил, а она, судя по всему, весь недолгий их брак
оставалась подобием пластмассовой короны для ароматизации салона в автомобиле.
Из боковой комнаты вышла Наталья. (Она всё время поправляла тех,
кто её так называл, потому что Наталья и Наталия — разные имена. Я думаю, что это для неё превратилось в своего рода спорт. Раз за разом она
поправляла и поправляла — в анкетах, статьях и по телефону.)
Наталья-Наталия была не просто главной девушкой нашей группы, есть такая кадровая
позиция «самая сексуальная девушка курса». |