Оплачивает в складчину.
И я аккуратно двинулся вдоль тропы. Несколько аномалий были чётко обозначены — мы честно покидались
камешками в «трамплин», как то советовала инструкция. Камни вдруг меняли траекторию над примятой по кругу травой и, на секунду зависнув, со свистом
вылетали под разными углами вверх. Хорошая была аномалия «трамплин», сочная и зрелая.
Слева от насыпи начинался луг — преддверие больших болот,
справа — небольшой лесок. Если я ничего не путал и если ПДА своим разноцветным экраном не врёт, после отдыха нам нужно будет забирать вправо, мимо
точки, обозначенной как разбитый вертолёт, с комментарием «смешная рожица».
Ну посмотрим, что это за рожица, только всё же отдохнём.
Мы не стали
сходить со склона и сели на насыпь. Там внизу, метрах в двадцати, стоял грузовик, он был как новенький. Старый советский ЗИЛ-131 по прозвищу
«крокодил», даже краска не облупилась. Только номеров не разобрать.
— Олежек, а это тот самый, у которого мотор с 1986 года работает?
Мушкет
улыбнулся:
— Да не-е-ет, это совсем другой. Грузовик с работающим мотором — это давняя такая мулька. Этих работающих грузовиков даже несколько.
Даже я один видел, думал — тот самый, полез к нему через какую-то осоку, чуть в воронку гравитационную не вляпался, а присмотрелся — обычный
грузовик, только отчего-то не ржавый. Кузов пустой, водителя нет. Одно удивительно: капот тёплый, но капот я открывать не стал.
Главное, что мотор
не работает, а значит, это другой грузовик.
А это и вовсе не тот. Мы в прошлом году в него лазили — там в кузове груз был, крупа, судя по
этикеткам. Всё мыши съели — ничего интересного.
Хотя в Зоне ни в чём нельзя быть уверенным. Мы тут ночью не ходили — а ведь придёшь, типа, ночью к
такому грузовику, а у него фары светятся! Хехе.
Ладно, я пошутил, расслабься. Подумай, как я тебе утром говорил о чём-нибудь радостном. О
разумном, добром, вечном. То есть, не о Зоне — Зона-то, может, разумная, точно — вечная, но ничуть не добрая…
Я послушался и примостился на
камешке, предварительно тщательно его осмотрев.
Лёжа на склоне, усыпанном палыми листьями прошлого года, пожухшими, но высохшими теперь на жарком
солнце, я начал вспоминать, как меня занесло в эту лощину. Воспоминания были невесёлыми.
Прилетел я на похороны, да и сейчас недалеко ушёл от этой
темы.
Глава вторая
Софистика, пастор, софистика. Нам погибать не страшно — мы отжили свое, и потом, мы одинокие стареющие
мужчины.
Юлиан Семёнов
«Семнадцать мгновений весны»
Шереметьево, 18 апреля. Сергей Бакланов по прозвищу Арамис. Прилетел в Москву — не
зевай. Москва — город суровый. Иногда поминки оказываются встречей однокурсников — но никогда не бывает наоборот.
Что я всегда ненавидел в наших
аэропортах, так это таксистов, что встречают тебя в зоне прилёта. Не таможенников или пограничников, не очередь на выход, а именно таксистов, что
стоят, крутя на пальцах связки ключей.
Они мне казались самыми страшными фигурами на границе. |