|
Саша, точно Саша, но фамилии я не помнил. Вот звали его… — Планше. Я — Планше, помнишь меня? Мы же вместе на биофаке… Точно. Это был он, но наши клички всё путали — я так и не вспомнил его фамилии. Саша жил в общежитии вместе с Бидниченко из нашей группы. Я помнил, за что его так прозвали — во-первых, он всё время плевался. Когда мы отмечали поступление и крепко выпили на Ленинских горах, было жутко весело, Пенкин с гитарой, какой-то человек с гармошкой, купание… Так этот Саша под конец потерялся, и Бидниченко нашёл его у реки, плюющим в воду. Бидниченко утверждал, что человек, медитирующий над расходящимися от плевка кругами, обязательно станет учёным. По крайней мере этой серией экспериментов доказано, что он — прирождённый учёный. Тогда у Планше случились какие-то накладки с общежитием, и Бидниченко увёл его себе. Саша-Планше стащил у него одеяло и несколько дней проспал под этим одеялом на полу. Бидниченко пришлось обходиться вовсе без одеяла. Я не видел Планше со времени окончания университета, впрочем, других ребят я тоже не видел. А он, меж тем, махнул рукой: — Подвезу, чего там. Ты ведь давно у нас не был? Я-то не был давно и насторожённо смотрел ему в спину. Оказалось, что машины у Планше нет, а ждёт его служебная, какой-то гладкий корейский обмылок. Шофёр был с виду растаман с дредами. Абсолютный нью-йоркец, будто бы он прилетел вместе со мной одним рейсом. (Я видел точно такого же в аэропорту перед отлётом, кажется, даже майка была такая же.) Оказалось, что Планше давно бросил науку и работает в газете. — Газеты умирают, — сказал я дружелюбно, чтобы поддержать разговор. Водитель аж заклекотал от радости. На спине у него тут же отросло невидимое ухо. Видно было, что он любит свою работу ещё и за то, что слушает журналистские перепалки на заднем сиденье. Но Планше радостно подтвердил: — Да что там! Умирают, конечно! У них сейчас агония. То ли дело — Интернет. А ещё литература сдохла, понимаешь? Я подивился такой профессиональной гордости, но виду не подал. Он спросил меня, чем я занимаюсь, и я ответил. Я давно придумал этот ответ про косметическую хирургию. Мы были биологами, и в качестве реверанса нашему прошлому я говорил несколько слов о мембранах, о технологии передачи информации от клетки к клетке и о том, что омоложение — самая финансируемая отрасль цивилизации. Всегда получалось скромно и с достоинством, как занятие сексом с вдовой на похоронах. К действительности это не имело прямого отношения, то есть всё было правда, и десять лет подряд я занимался информационным трансфером, но мою долю в клинике забрала бывшая жена и надо было признаваться в перемене участи. А признаваться не хотелось. Сейчас он покивает головой и спросит об ускорителе нейронов. Планше кивнул и произнёс: — А как же ускоритель нейронов? Всё? «Ускоритель нейронов» было название старое, неправильное, но название прижившееся. Его подхватили журналисты, начали раскручивать… А потом всё протухло. Всё окончилось неприятностями и ужасом, и я оказался в Америке и теперь вот приехал на похороны. — А ты ведь на похороны приехал? — спросил Планше. |
