|
- Буржуа, они и есть самые распутные, - уверяет Лотта. - А буржуа любят пакостничать по-мелкому в обстановке, похожей на ту, что у них дома. Вот почему так миниатюрны, можно сказать, почти невидимы оба маникюрных столика. Вместо маникюра Лотта обучает девчонок тренькать одним пальцев на рояле. - Как их дочки, понятно? Спальня, большая спальня, как ее величают, где нежится сейчас Лотта, увешана коврами, драпировками, рукоделием. - Будь у меня возможность, - втолковывает она, - натаскать сюда портреты их папаш и мамаш, женушек и деток, я миллионершей стала бы! Увезли, наконец, тело Евнуха или нет? Пожалуй, да. Машины, раскатывавшие взад и вперед, исчезли. Герхардт Хольст с длинным, посиневшим от холода носом и сеткой в руке стоит где-нибудь поблизости в очереди, неподвижный и преисполненный достоинства. Одни мирятся с очередями, другие - нет. Франк из числа вторых. В очередь он не встанет ни за что на свете. - И не такие, как ты... - завела однажды Лотта, считающая сына гордецом. Но разве можно представить себе Кромера стоящим в очереди? Или Тимо? Или других парней? Разве Лотте не хватает угля? Разве, встав с постели, она первым делом не заводит разговор о сегодняшнем меню? Как-то девушка, не ходившая еще на панель, поинтересовалась, сколько ей будут платить. - У меня едят! - ответила Лотта. Это правда: у Лотты едят. Точнее, жрут. Жрут с утра до ночи. Еду с кухонного стола не убирают, а тем, что остается, можно прокормить целую семью. Придумывание самых затейливых блюд, на которые идет больше всего жиров и дефицитнейших продуктов, стало в доме своего рода игрой, спортом. - Сало? Сходи - пусть Копоцки даст. Скажешь, я ему сахару принесу. А не добавить ли еще и шампиньончиков? - Садись в трамвай и кати к Блангу. Скажешь, чтобы... Каждая еда - это вроде как пари. А еще вызов, потому что кухонные флюиды разносятся по всему дому, просачиваясь сквозь замочные скважины и под дверями. Скоро эти Фридмайеры будут настежь свое жилье распахивать! А у Хольстов довольствуются костью, отваренной вместе с брюквой. Дались ему эти Хольсты! Франк вскакивает. Хватит валяться. Протирая заспанные глаза, он выходит на кухню. Уже одиннадцать утра. В кухне сидит незнакомая девушка, новенькая. Держится скромно, выглядит прилично. Не сняла еще ни шляпки, ни белой девичьей блузки. - Берите сахар, не стесняйтесь, - подбадривает Лотта. На ней пеньюар. Она поставила локти на стол и мелкими глотками попивает кофе с молоком. Так всегда. Девиц следует приручать. Поначалу они робеют. Смотрят на кусок сахара как на драгоценность. На молоко, да и на остальное - так же. А через некоторое время их приходится гнать взашей, потому что они опустошают шкафы. Впрочем, их выставили бы и без этого. Сперва они ведут себя робко. Садясь, сдвигают колени. Носят обычно короткий английский жакет, как у Мицци, темную юбку, белую блузку. - Если бы они оставались такими! Это ведь как раз то, что нравится клиентам. Поглядели бы мужчины на них, неприбранных, утром! Впрочем, как знать!.. По утрам они по-домашнему, неумытые, с лоснящейся кожей, собираются на кухне попить кофе, поесть чего душе угодно, подымить сигареткой, поваландаться. |
