Какое‑то время он думал – что можно сделать, чтобы его услышали те, кто сидит за стеной? – затем поднял руку и опустил ее вниз. Пальцы ударились о кровать, произведя отчетливый стук. Доминик снова поднял руку и снова опустил. Потом еще и еще… Не обращая внимания на боль, он стучал с полминуты, пока до него не дошло, что результата это не даст – если бы кто‑то находился за дверью, он бы давно к нему заглянул.

Опустив руку, он какое‑то время неподвижно лежал, думая, что еще очень слаб – даже простое движение привело к тому, что перед глазами появились темные пятна. Так что же он может предпринять, чтобы изменить ситуацию? В принципе, сейчас ему ничего не грозит, и он может лежать в этой палате в надежде, что в конце концов сюда кто‑нибудь войдет. Но не в его натуре было полагаться на случай – Доминик всегда брал ситуацию под контроль и не собирался изменять этому правилу и сейчас.

Выпростав из‑под простыни левую руку, он поднял ее к голове. Движение отозвалось скрипом в груди – словно она была разбита на части, и это движение заставило их провернуться, – впрочем, как таковой боли не было. Доминик опустил пальцы на маску и потянул ее вверх. Как он и ждал, маска не поддалась– видимо, она была застегнута сзади. Заведя руку под голову, он принялся исследовать ремешки.

Через пару минут ему удалось понять, каким образом крепились ремни, он повернул голову и начал расстегивать замок. Действовать одной рукой было неудобно, но другого способа освободиться от маски у него сейчас не было. Через минуту первая пара ремешков оказалась расстегнутой. Доминик опустил руку и какое‑то время лежал, отдыхая. Потом поднял руку и принялся за вторую.

Когда со вторым замком было покончено, Доминик двинул рукой и, не раздумывая, сорвал маску с лица – рифленый шланг отлетел от кровати. Открыв рот, Доминик попытался вздохнуть, и… не смог этого сделать!

Какой‑то миг он лежал, ошеломленный этим открытием. Рот его был открыт, но мышцы не двигались, и воздух не поступал ему в легкие. Доминик поднял руку и слегка надавил себе на грудь. Это ничего не дало. Он перевел руку и попытался нажать ниже. Опять ничего…

Секунды текли, а он лежал на кровати, словно выброшенная на берег форель, не способный вздохнуть, – все его попытки «запустить» легкие ничего не давали… Внезапно перед глазами появились круги – Доминик понял, что в крови заканчивается кислород. Он принялся энергичнее давить рукой в грудь, чувствуя, что начинается паника, однако мышцы словно застыли. С каждым мгновением круги становились темней, в ушах зазвенело, и Доминик с отчаянием понял, что сейчас он умрет. Он принялся извиваться всем телом, движения его руки стали жесткими, превратившись из толчков в сухие удары: он все бил себя в грудь, словно пытаясь запустить испорченный механизм, не обращая внимания на боль в ребрах и то, что он почти уже ничего не видит…

Он остановился только тогда, когда сквозь черную пелену разглядел потолок и услышал хрипы в собственном горле. Грудь его поднималась, но не равномерно, а большими рывками, словно замерзший на холоде двигатель, которому для того, чтобы прогреться, требуется время, однако легкие его уже работали и кислород поступал, в кровь. Через короткое время исчез шум в ушах, а за ним – и круги перед глазами.

Какое‑то время Доминик лежал, хватая ртом воздух, – только теперь, когда все закончилось, настало время подумать, и он с поразительной ясностью осознал, что едва не погиб по собственной глупости: ведь то, что произошло минуту назад, не произойти не могло. Наверное, пролежал он под этим насосом не меньше полсуток. За это время мышцы груди привыкли к тому, что воздух в легкие поступает извне – они не разучились работать, но словно труженики, долго работавшие без перерыва, решили отдохнуть, пока за них работает кто‑то другой, – поэтому‑то, когда насос перестал качать кислород, они не смогли «включиться» в первый же миг, и это едва не стоило ему жизни.