Еще с минуту он лежал на кровати, чувствуя, как восстанавливается дыхание. В первое мгновение, после того как он смог дышать сам, ему показалось, что в воздухе палаты висит странный запах: это не был запах лекарств – скорее, обычного воздуха, – но после сладкого привкуса кислорода он показался ему горьковатым.

Наконец его дыхание полностью выровнялось, и Доминик решил, что в состоянии крикнуть сиделку. Набрав в легкие воздух, он вытолкнул его через горло, но его постигла новая неудача: голосовые связки, не пришедшие в норму, смогли произвести только беспомощный хрип. Доминик ощутил выступивший на висках пот и про себя чертыхнулся – он понял, что в ближайший час заговорить не удастся.

Пару минут он лежал неподвижно, чувствуя, что после попытки «запустить» легкие тело потеряло слишком много энергии, а сердце стучит в бешеном темпе, наконец, опять попробовал двинуть правой рукой. Сдвинуть с места он ее не сумел, однако почувствовал, как шевельнулись кончики пальцев, – это было хорошим знаком: как он и подумал в начале, онемение было вызвано наркозом. Самое большее через пару часов он сможет сжимать пальцы в кулак, решил Доминик и не раздумывая сорвал простыню с груди.

В следующий же миг он увидел свое тело: до пояса оно было обнажено, ноги – облачены в больничные брюки. Правую сторону груди закрывала «заплата», прикрепленная пластырем к телу, частью она захватывала плечо. Видимо, для надежности «заплата» была перевязана: два бинта уходили под мышки, третий поднимался к ключице. Наверное, такая же «заплата» была сделана на спине, решил Доминик, двинув телом и ощутив над лопаткой комок.

Стараясь действовать осторожно, он согнул йоги в коленях и передвинул их вправо. Ноги слушались хорошо, хотя небольшая слабость в них еще оставалась. Доминик взялся левой рукой за кровать и на мгновение замер– от того, удастся ли ему сесть, будут зависеть и его дальнейшие действия… Резко свесив ноги на пол, он сел, одновременно помогая себе левой рукой, – громоздкое туловище, словно нецентрированный манекен, качнулось вперед, а потом также резко – назад. На мгновение Доминик покачнулся, но в последний миг успел выставить руку и пришел в равновесие.

Какое‑то время он сидел, слушая гулкие удары в груди. Расположенное перед ним окно расплывалось, словно он смотрел на него через хрустальный бокал, а окружающая стена мелко подрагивала. Слишком он слаб, подумал вдруг Доминик, слишком слаб для того, чтобы самостоятельно вставать и ходить. Но если он не встанет, то рискует пролежать здесь много часов и кто знает, чем все это закончится?.. Он снова прислушался к комнате: ни малейшего звука не доносилось из‑за стены коридора и уличных окон. Прошло как минимум двадцать минут, как сознание вернулось к нему, но за все это время в палату никто не входил.

Через минуту окно перестало двоиться, и Доминик перевел взгляд на тянущиеся к его телу трубки: одна из них – та, что потолще, – входила в плечо, другая оканчивалась иглой под локтем. Не долго раздумывая, Доминик взялся за конец толстой трубки и вырвал ее из бинта – плечо слегка вздрогнуло, но боли он не почувствовал. Разжав пальцы, Доминик выпустил трубку, и она скользнула вниз, оставляя на полу красные капли. Доминик перевел взгляд на локоть, однако, прежде чем выдергивать из него трубку, поднял простыню и оторвал от нее зубами две полосы. Устроив их на коленях, взялся за трубку и осторожно вытащил иглу из руки – в том месте, куда входила игла, появилось красное пятнышко, принявшееся стремительно расползаться. Доминик положил на него одну из полос, накрыл сверху второй и попытался перевязать. Несколько секунд у него ничего не получалось – ткань выпадала из пальцев, к тому же было трудно действовать левой рукой, однако через какое‑то время ему удалось перехватить концы ленты и кое‑как их связать. Доминик перевел дух и, опустив руку, какое‑то время сидел.