На дворе послышался топот, и веселая песня вместе с ним понеслась в село.

Сердце Маруси билось сильнее и сильнее, слово «подарок» еще звучало в ушах, воображение чудными красками расписывало первое приношение любви молодого богатого человека, бедной девушке хотелось хоть взглянуть на него, но инстинктивный страх хватал ее за сердце и подкашивал ноги. "Фомка далеко, никто не увидит", — подумала девушка и неверным шагом направилась к двери. Тут встретила ее верная собака и с сердитым лаем бросилась к хозяйке. Маруся, приняв это за предостережение, воротилась к постели.

Долго не могла она заснуть, нужно было немало сил, чтоб победить желание принять подарок, усмирить взволнованное чувство. На другой день, лишь только рассвело, Маруся высунула голову, чтоб посмотреть на свою неожиданно приобретенную собственность, стоившую ей нескольких часов душевного спокойствия, она увидела свиток неопределенного цвета, долго колебалась бедная девушка, но возбужденное любопытство решило борьбу. Она подошла поближе и увидела несколько аршин лент малинового цвета и большой красный платок, какого бедная девушка сроду не видывала. Дрожащими руками она развернула чудный платок, жадными глазами начала рассматривать его. Она бы и взяла эту, по ее мнению, драгоценную вещь, но какое-то непонятное чувство заставило навсегда отказаться от нее. На душе ее стало легко, но она принялась за свою обыкновенную работу уже не с той беззаботностью, которая рисовалась во всей ее фигуре. По-прежнему, в определенный час вышла она на могилу матери со своей прялкой, по-прежнему тянулась из рук ее длинная нитка, но работа шла как-то вяло, а мысли упорно вертелись около платка и лент. Так прошло несколько часов, уж солнце поднялось высоко, когда с дороги послышался знакомый топот, дрожь пробежала по всему ее телу, она торопливо начала дергать мочку — и веретено засвистело в воздухе.

Всадник остановился против избушки и оглянулся, лай собаки обратил его глаза в ту сторону, где сидела Маруся.

"Что за черт! Зачем она сидит всегда на кладбище?" — соскакивая с коня, проворчал раздосадованный ездок.

Фома, как и все мелкие обитатели деревень и местечек, был суеверен и ни за что не решился бы, как говорится, точить девушке лясов на кладбище, ему сделалось досадно на самого себя, на Марусю, и он не знал, что делать.

— Здравствуй, голубушка! — сказал он, опершись на кладбищенский вал. — Ну, а что? Как тебе нравится мой гостинец? Чего-нибудь я могу ждать от тебя за него! Не правда ли?

— Вот еще!.. — поднимая голову, произнесла Маруся. — Твой гостинец лежит на том месте, где ты положил, если только ночью кто-нибудь не прибрал…

— Так ты не взяла?

— Нет. К чему мне твои подарки? Увидя у меня твои подарки, невесть что станут говорить — засмеют.

— Будто так уж все обо всем и знают, — сладко сказал искуситель, закручивая усы и страстно поглядывая на девушку.

— А Бог?

— Так что ж? Ведь он не запрещает брать подарков.

— Этого я не знаю, — сказала Маруся, подумав немного. — Дело в том, что я никогда ничего не брала даром и — не возьму.

Не доверяя бедной девушке, Фома оглянулся и на завалине увидел платок с лентами: досадно стало волоките.

— Ну, как хочешь, — произнес он, как мог холодно, — не взяла ты — другая возьмет.

— Вот такой и неси свой гостинец… хоть бы Катерине, — с язвительной улыбкой отвечала Маша, припомнив рассказ Ратая, — завидовать не стану.

— Плутовка! — подумал парень, кусая губы. — Нашла коса на камень… Да не одна она на свете.